"Чарльз Диккенс. Путешественник не по торговым делам" - читать интересную книгу автора

беден", на что бедняк ответствовал, раздуваясь от спеси: "Как это беден,
сэр? Я - сын владыки небесного. Мой отец - царь царей. Мой отец - владыка
владык. Мой отец правит всеми земными владыками!" - и так далее, и тому
подобное. И все это станет уделом пасторских собратьев во грехе, когда
обратятся они к благословенной книге, которую он время от времени
протягивает к ним в вытянутой руке, звонко похлопывая по ней, словно это
лежалый товар на распродаже, - от чего, кстати сказать, весьма страдало мое
чувство благочестия. И я невольно подумал: не усомнится ли (к сожалению -
ибо речь идет о вещах очень важных) сидящий впереди меня рабочий в
справедливости его рассуждений о том, что недоступно человеческим чувствам,
если проповедник, как нетрудно заметить, заблуждается в столь доступных всем
вещах, как манеры этого и других рабочих и как лицемерие болтливого бедняка
из работного дома.
И еще. Так ли уж нужно и полезно адресоваться все время к подобным
слушателям как к "собратьям во грехе"? Разве мало быть просто собратьями,
рожденными вчера, страждущими сегодня и обреченными завтра на смерть? Мы
братья и сестры в силу человеческой природы своей, мы братья и сестры
потому, что всем нам дано познать радости и печали, смех и слезы, изведать
порывы к лучшему, верить в добро и наделять все, что мы любим, и все, что
теряем, свойствами, которые, как мы в глубине души своей смиренно сознаем,
весьма далеки от наших недостатков и слабостей, - вот почему мы братья и
сестры. Услышьте слово мое! Будьте просто собратьями - этого довольно. Это
слово воспримет все другие оттенки, все другие наши черты.
И еще. В этой проповеди был выведен один знакомый проповедника
(персонаж не слишком оригинальный, сколько я могу судить по своим
воспоминаниям о прочитанном), который ни во что не верил, хотя не хуже
самого Крайтона понаторел в философии *. Много раз толковал с ним наш
проповедник, однако ему все не удавалось переубедить этого просвещенного
человека. Но вот знакомый его заболел, и пришел его смертный час, и перед
смертью он поведал о своем обращении в словах, которые проповедник записал и
сейчас прочтет вам, мои братья во грехе, с этого листка бумаги... Должен
признаться, что мне, как одному из непросвещенных слушателей, эти слова не
показались чересчур поучительными. Их тон представился мне на редкость
себялюбивым, и было в них духовное тщеславие, присущее вышеупомянутому
бедняку из работного дома.
Любого рода жаргон и манерность всюду нехороши, но особенно они
неуместны в случаях вроде мною описанного, а на религиозных собраниях они
таковы, что подобное можно услышать - хуже не скажешь! - только в палате
общин. Наш проповедник был здесь не без греха. Да и не слишком приятно было
наблюдать, как он обращается с излюбленными своими сентенциями к сидящим
позади него на сцене, словно призывая этих апостолов веры
засвидетельствовать, сколь вески его доводы.
Но что касается широты религиозных взглядов, которой была отмечена вся
его речь, отсутствия у него притязаний на духовную власть, его искренних,
многократно повторенных заверений, что самый простой человек без чужого
посредничества при желании может спастись, преданно, любовно и безропотно
следуя спасителю нашему, то здесь этот джентльмен достоин наивысших похвал.
В этих местах своей проповеди он нашел простые и выразительные слова, и дух
его речи был ни с чем не сравним. Поистине замечательно и внушает большую
надежду то обстоятельство, что стоило ему затронуть эту струну или