"Чарльз Диккенс. Дом с привидениями" - читать интересную книгу автора

изменить, и безгласный, не в силах даже позвать на помощь. Просто
удивительно, как это я не оставил в дураках пламя, фитиль и порох и не умер
от страха задолго до того, как истекли первые полчаса моего пребывания в
трюме.
Не могу сказать доподлинно, сколько времени я оставался в сознании
после того, как плеск шхуны затих вдали. Я могу проследить все, что я делал
и о чем я думал вплоть до какой-то определенной точки, но дальше сбиваюсь и
теряю память точно так же, как потерял тогда способность мыслить и
чувствовать.
Едва люк захлопнулся над моей головой, я (как поступил бы любой на моем
месте) стал отчаянно пытаться освободить руки. В той безумной панике, что
владела мною, я в два счета умудрился жестоко порезать руки путами, словно
ножами, но сами веревки не поддались ни на йоту. Еще меньше было надежды
освободить ноги или оторваться от креплений в полу, к которым я был
привязан. Кляп (если вы помните о нем) был моим жестоким врагом; я мог
свободно дышать лишь через нос - а это поистине скудный источник воздуха,
когда человек напрягает силы так, как напрягал их я в тот день.
Наконец я сдался и затих, пытаясь отдышаться и отчаянным напряженным
взглядом глядя на свечу. Пока я глядел на нее, мне пришло вдруг в голову
попробовать задуть свечу сильным выдохом через нос. Но пламя было слишком
далеко и слишком высоко. Я все пытался, пытался и пытался, а потом снова
сдался и снова затих, все так же глядя на свечу, а свеча глядела на меня.
Плеск шхуны слышался уже совсем слабо, я еле-еле различал его в утренней ти-
шине. Плеск! плеск! - все слабее и слабее - плеск! плеск!
До сих пор у меня не было времени толком задуматься, но теперь на душе
стало совсем уж скверно. Нагар на свече становился все выше и выше, а
просвет между пламенем и фитилем, длина которого была длиной моей жизни -
все короче и короче. Я высчитал, что жить мне остается меньше полутора
часов. Полтора часа! Есть ли шанс, что за это время с берега к бригу
подойдет лодка? Я полагал, что в чьей бы власти ни находилось побережье - в
руках нашей стороны или же в руках противника - но все же они должны рано
или поздно выслать кого-то к кораблю, просто потому, что он был чужой в этих
краях. Для меня лично вопрос заключался в другом - скоро ли? Судя по тому,
что мог я разглядеть в щель над люком, солнце еще не встало. До того, как
бриг был захвачен, мы считали, что поблизости нет деревень, поскольку ночью
не видели никаких огней. И, судя по доносившимся до меня звукам, стоял
полный штиль, так что судно наше не могло прибить ветром поближе к берегу.
Будь у меня в запасе хотя бы часов шесть, шанс бы еще оставался, считая от
восхода до полудня. Но за полтора часа, которые к этому времени уже
уменьшились до часа с четвертью - или, иными словами, когда все: ранний час,
пустынность и безлюдие побережья, мертвое безветрие - играло против меня -
мне не оставалось даже призрачного шанса. Осознав это, я снова вступил в
схватку - последнюю - со своими путами, но лишь сильнее порезался.
Я снова сдался и бессильно затих, прислушиваясь, раздается ли еще плеск
шхуны. Он исчез! Я не слышал ни звука, лишь время от времени на поверхность
моря с глухим бульканьем выныривали рыбы, да тихонько потрескивали старые
рангоуты нашего горе-брига, медленно переваливающегося с боку на бок по
легкой зыби, игравшей на спокойной воде.
Час с четвертью. По мере того, как ускользала эта четверть, нагар на
фитиле рос с угрожающей быстротой; его крючковатая верхушка утолщилась,