"Чарльз Диккенс. Рассказы и очерки (1850-1859)" - читать интересную книгу автора

внешность и гордую осанку; и когда я увидел бедную Графиню (я ее знавал и
мог опознать), мертвую, с перерезанным горлом, в ее спальне на полу, вы мне
поверите, что мне полезли в голову разные мысли, от которых человеку
становится невесело на душе.
Но это к делу не относится. Я туда пришел наутро после убийства.
Освидетельствовал тело, произвел общий осмотр спальни, где оно лежало.
Откинув собственной своей рукой подушку на кровати, я нашел под ней пару
перчаток. Пару лайковых мужских перчаток, очень грязных; на подбивке с
внутренней стороны буквы "Тр." и крестик.
Значит, сэр, забрал я эти перчатки и показал мировому судье, который
вел это дело. И что ж он говорит?
- Уилд, - говорит, - это бесспорно находка, и такая, что может иметь
большое значение; теперь, Уилд, от вас требуется одно: разыскать владельца
этих перчаток.
Я, конечно, думал то же самое и не стал тратить время впустую. Осмотрел
я внимательно перчатки и пришел к заключению, что они побывали в чистке. От
них, понимаете, шел запашок серы и смолы - чищеные перчатки, сильно или
слабо, а непременно попахивают. Пошел я с ними в Кеннингтон * к одному
своему знакомому, который работает по этой части, и выложил их перед ним.
- Как по-вашему, были эти перчатки в чистке?
- Да, - говорят он, - перчатки в чистке были.
- А могли бы вы определить, у кого?
- Понятия не имею! - говорит он. - Я только могу определить, у кого они
не были в чистке: у меня! Но вот что я вам скажу, Уилд. В Лондоне наберется
от силы восемь или десять мастеров по чистке перчаток (их тогда,
по-видимому, столько и было). Я, думается мне, могу дать вам все их адреса,
и вы сможете разузнать, кто их чистил.
Дал он мне, значит, свои указания, и я ходил туда, и ходил сюда, и
виделся с тем, и виделся с другим; но хотя они все подтверждали, что
перчатки побывали в чистке, я все никак не мог найти того мужчину, женщину
или ребенка, который чистил эту самую пару перчаток.
А тут, понимаете, то человека нет дома, то ждут человека к двум часам,
и всякое такое - за всем этим ушло у меня на розыски три дня. На третий
день, вечером, иду я с того берега из Сэррея, по мосту Ватерлоо, замученный,
измотанный вконец, уже теряя надежду, и думаю: загляну-ка я в театр Лицеум
*, удовольствие будет стоить один шиллинг, а мне это освежит мозги. Итак,
взял я себе за полцены место в партере, в задних рядах, и сел рядом с одним
молодым человеком, тихим и скромным. Видя, что я не знаток (я нарочно
прикинулся таким), он стал мне называть имена актеров, исполняющих роли, и
между нами завязался разговор. Когда спектакль кончился, мы вышли вместе, и
я сказал:
- Вы такой приятный человек и такой компанейский - может быть, не
откажетесь пропустить со мною, стаканчик?
- Вы так любезны, - говорит он, - что я не откажусь пропустить с вами
стаканчик.
Мы, следовательно, зашли в какой-то кабачок поблизости от театра,
расположились в тихой комнате наверху и заказали по пинте портера с элем и
по трубке.
Курим мы свои трубки, потягиваем свой портер с Элем - сидим,
разговариваем, очень так приятно, и вдруг молодой человек заявляет: