"Чарльз Диккенс. Земля Тома Тиддлера" - читать интересную книгу автора

шерстяной колпак. На каждой штанине, на груди и на спине блузы были
оттиснуты роковые буквы "T. F". На латунной бляхе, прикрепленной спереди к
колпаку, были вытиснены цифры - двести семь. С этой минуты я потерял свое
"я". Я был уже не Франсуа Тьери, а Номер Двести Семь. Начальник тюрьмы стоял
и наблюдал за всей процедурой.
- А ну, живо! - сказал он, покручивая большим в указательным пальцем
свой длинный ус. - Уже поздно, а до ужина тебя еще надо женить.
- Женить? - переспросил я.
Начальник тюрьмы расхохотался и закурил сигару. Смех его подхватили
стражники и тюремщики. Меня повели по другому каменному коридору, через
другой двор, в другое мрачное помещение - оно было точной копией первого,
только здесь маячили жалкие фигуры, лязгали цепи и с обеих сторон виднелись
круглые отверстия, в каждом из которых зловеще зияло пушечное жерло.
- Привести Номер Двести Шесть, - приказал начальник, - и позвать его
преподобие.
Номер Двести Шесть, волоча тяжелую цепь, вышел из дальнего угла; за ним
следовал кузнец с засученными рукавами и в кожаном переднике.
- Ложись! - приказал кузнец, пренебрежительно пнув меня ногой.
Я лег. На щиколотку мне надели тяжелое железное кольцо, прикрепленное к
цепи из восемнадцати звеньев, и заклепали его одним ударом молота. Второе
кольце соединило концы моей цепи и цепи моего компаньона. Эхо каждого удара,
словно глухой хохот, отдавалось под сводами.
- Так, - сказал начальник, достав из кармана красную книжечку. - Номер
Двести Семь, выслушай внимательно Уложение о наказаниях. Если ты попытаешься
бежать, то будешь наказан палочными ударами по пяткам. Если тебе удастся
выбраться за пределы порта и тебя там схватят, ты будешь закован на три года
в двойные кандалы. О твоем побеге оповестят три пушечных выстрела, и на
каждом бастионе в знак тревоги будет вывешен флаг, о нем передадут по
телеграфу береговой охране и полиции десяти соседних округов. За твою голову
будет назначена награда. Объявления о побеге будут вывешены на воротах
Тулона и разосланы по всем городам империи. Если ты не сдашься, закон
разрешает стрелять в тебя.
Прочитав все это с мрачным удовлетворением, начальник вновь раскурил
сигару, сунул книжку обратно в карман и удалился.
И вот все кончилось - чувство нереальности происходящего, сонное
отупение, еще теплившаяся надежда - все, чем я жил эти три последних дня. Я
преступник и (о, рабство в рабстве!) прикован к преступнику - собрату по
каторге. Я взглянул на него и встретил его взгляд. Это был смуглый человек с
низким лбом и тупой челюстью, лет сорока, примерно моего роста, но могучего
телосложения.
- Пожизненно, стало быть? - обратился он ко мне. - Я тоже,
- Откуда вы знаете, что пожизненно? - устало спросил я.
- А вот по этой штуке, - он грубо хлопнул по моему колпаку. - Зеленый -
значит, пожизненно. Красный - на срок. За что тебя?
- Заговор против правительства. Он презрительно пожал плечами.
- Чертова обедня! Выходит, ты из белоручек? Жалко, что вам не
приготовили отдельных постелей: нам, простым forcats {Каторжники (франц ).},
не по нутру этакое изысканное общество.
- И много здесь политических? - спросил я, помолчав.
- В этом отделении ни одного. - Затем, точно угадав мою невысказанную