"Майкл Дибдин. День благодарения " - читать интересную книгу автора

- Пятнадцать лет, Тон. Сто восемьдесят месяцев. Больше пяти тысяч дней
и ночей. Когда ей было двадцать и тридцать - тело, ради которого стоило
умереть, и ненасытность. В первые годы мы занимались этим по четыре-пять раз
на дню. И повсюду. На кухонном столе, под душем, на полу. А один раз - так и
в туалете самолета. Даже, когда появились ребятишки, мы этим занимались по
крайней мере один раз в день. А когда я уехал оттуда, был Скотт и по меньшей
мере еще три мужика на стороне. И вот появляешься ты, знаменитый журналист и
все прочее. Да еще и истинный английский джентльмен в придачу. Ну, Люс
меньше всего была дурой. И умела распознать удачу. Пока мы были вместе, она
о деньгах не думала. А думала только обо мне и своих малышах. И больше
ничего значения не имело. Абсолютно ничего.
Я встал и ощупью нашел дверь. Снаружи ночь была жутковато беззвучной.
Ветер стих, и вывеска, подвешенная на мачте, не горела.
- Тон? Вернись! Ты мне нужен, Тон! Не бросай меня здесь одного.
Я побрел вперед, споткнулся обо что-то и упал, больно оцарапав голень.
Я более или менее различал фигуру Даррила Боба Аллена, обрамленную слабым
светом, сочившимся из открытой двери трейлера. Я встал, пытаясь
ориентироваться в темноте, а потом пошел назад к моей машине.

Не здесь

Она сказала: "Он сказал - у меня наилучшие груди на весь
сан-францисский штат". Случайно оброненная фраза в разговоре, о котором я
больше ничего не помню, в самом начале наших отношений, сказанная почти
виноватым тоном, каким человек упоминает, что вообще-то он королевской
крови, - как будто она смутилась, затронув тему, не имеющую лично к ней
никакого отношения, но коснуться которой она чувствовала себя обязанной, так
как ее собеседник мог узнать это из какого-нибудь другого источника и
огорчиться. Подобная аристократичная тактичность, однако, легко может
показаться высокомерием тем, кому приходится испытать ее на себе.
Эта фраза преследовала меня не один год. Во-первых, она звучала как
стихотворная строка. Я часто пытался придумать вторую строчку, кончающуюся
на "ад" или, может быть, "утрат", но у меня так ничего и не получилось.
Вторая и, пожалуй, более важная причина заключалась в том, что до этого
момента мне как-то не приходило в голову, что у ее грудей было прошлое. И уж
тем более - будущее.
Примечательным тут было то, что из всех знакомых мне женщин Люси,
казалось, меньше всех сознавала свою красоту или интересовалась ею.
Собственно говоря, она вообще собой не интересовалась - почти до
самоуничижения, думал я иногда. К себе она относилась легко и просто, и
внимание, ей оказываемое, словно бы и приводило ее в недоумение, и немного
забавляло.
Окно моего номера в гостинице покрывали струйки измороси, нескончаемо
сеявшейся из туч, сквозь которые я пролетел накануне, громоздившихся на
высоту в пять миль. Из этого окна теоретически мог быть виден наш дом где-то
среди невысоких холмов по ту сторону шоссе. Я переночевал там только один
раз после поминальной службы, примостившись на диване в гостиной. Фрэнк
устроился в своей бывшей комнате в полуподвале, а Клер - наверху в комнате
для гостей, прежде ее комнате.
Даже в этих экстремальных обстоятельствах я не сумел узнать о Фрэнке