"Станислав Десятсков. Смерть Петра Первого (Интриги, заговоры, измены) " - читать интересную книгу автора

- Не худо бы услышать о том прежде голос народа... Пораженные
смелостью старого Голицына, все опять зашумели, закричали, начали лаяться.
Князя Дмитрия господа генералы чуть ли не за грудки брали, но тот в ответ
заводил открытый разговор о мужском наследнике, Петре II.
В другом углу Василий Лукич совсем нес вздор - о вредности
самодержавия. Екатерина побледнела - вокруг были чужие лица. Даже знакомые -
и те казались чужими. Молодой Строганов взглянул было, как она жмется в
углу, но тут же спесиво отвернулся и стал важно объяснять какому-то заезжему
калмыцкому мурзе устройство Женевской республики.
Собравшиеся в соседнем зале дипломаты с любопытством высовывали головы.
Толстой голштинец Бассевич натянуто улыбался. Пробегавший мимо генералишка
из
Казани взял Бассевича за пуговицу и просил спешно разъяснить, что такое
конституция. Голштинец оторопело мигал глазами.
Смятение стало всеобщим, когда Федор Апраксин подошел к окну и с
видимым облегчением вздохнул шумно:
- Ну, слава Богу! Идут!
Сквозь снежное сито ясно было видно, как через площадь ко дворцу шли
две колонны: одна зеленая - преображенцы, другая синяя - семеновцы.
- Кто вызвал войска? - холеные пальцы князя Дмитрия выбивали сухую
дробь в такт уличной барабанной музыке.
Аникита Иванович Репнин, президент военной коллегии и хозяин
петербургского гарнизона, метнулся к двери. Сбегая по лестнице, увидел
первых гвардейцев, крикнул тонким высоким голосом:
- Кто смел? Кто смел без моего ведома привести войска?!
Голос старого генерала срывался.
- Я! - нахально ответил Мишка Бутурлин.
Он стоял перед героем Полтавы с улыбочкой, небрежно играя кистью
серебряной офицерской перевязи.
- Я! По велению магушки Екатерины Алексеевны, коей все обязаны
повиноваться, не исключая и тебя!
А внизу уже целое море касок и плюмажей. Аникита Иванович попятился.
Из-за его спины вышли Александр Данилович и Толстой. Эти-то откуда взялись?
Но потом, по их мокрым от снега лицам и платью, понял: тоже с улицы, с
черного хода.
- Камрады! - театрально отставив ногу, гаркнул по-кавалерийски
светлейший. - Камрады! Отец умер, но матушка жива!
- Ура! - заорали гвардейцы и полезли наверх по лестнице.
Аникита Иванович закрыл лицо руками со стыда - убежал. Гвардейцы
отрезали господам сенаторам выход. Светлейший скинул широкий плащ, вышел на
середину зала и, весь сияя, произнес радостно, указывая на высунувшиеся в
открытые двери мокрые лица воинов:
- Какого еще выражения воли покойного монарха нам дожидаться?
Петр Толстой улучил минуту, подвел Екатерину к светлейшему. Красные,
влажные от волнения глаза Екатерины потемнели. Поняла - момент решительный.
Сладко пропела, обращаясь к тем, кто за открытой дверью:
- Любезноверные мои! Исполняя намерение вечно дорогого моему сердцу
государя, я посвящу дни свои заботам об Отечестве!
- Ура! - заорали гвардейцы.
- Пир был приготовлен, но приглашенные не явились, - заметил Василий