"Станислав Десятсков. Смерть Петра Первого (Интриги, заговоры, измены) " - читать интересную книгу автора

рода. Сие был совет ближних. Говорили открыто, не боясь Тайной канцелярии.
Но и без старомосковской витиеватости.
Князь, хотя и из старых бояр, а человек деловой. Все финансы империи
были зажаты в его маленьком, сухоньком кулачке. Когда кулачок стучал по
столу, тонко звенел хрусталь, и гостям чудились миллионы.
Барон Серж Строганов при стуке вздрагивал. На совете сем он был человек
случайный. Заехал за Мари звать на репетицию, да попал, видать, на другой
спектакль. Он неодобрительно разглядывал убранство приемных покоев князя.
В гостиной Голицына полная неразбериха: английская мебель, венецианское
стекло, модный саксонский фарфоровый сервиз в зеркальном шкафчике,, а в
другом углу - темные иконописные лики, на дорогом персидском ковре -
турецкие ятаганы. Византийская суета! Зато в речах князя Дмитрия строгий
петербургский порядок. Барон недаром учился в Париже разным высоким наукам и
доходил даже до философии. Политические мысли он улавливал налету.
Выходило так, что при нынешних конъюнктурах восточный образец
государственности (китайский или султанский) великий государь и отец
отечества Петр Алексеевич надежно похерил. Но Голицын мечтал отвернуться и
от образца цезарского. За образец Россия должна была взять сама себя и
исходить в развитии из своих старых обычаев и палат. Те обычаи и палаты
были, на его взгляд, токмо аристократические. Гости согласно кивали
напудренными париками.
Намечалось полное правление родовой знати. Благодаря купленной
родословной и Строгановы были ныне не из последних. Барон апробировал сию
мысль с удовольствием. Он даже засмеялся радостно, но под взглядами важных
стариков смутился, достал батистовый платочек и начал с мнимой небрежностью
обмахиваться. В гостиной приторно запахло амброй.
Президент юстиц-коллегии граф Матвеев чихнул (какие у этого вертопраха
духи? Должно быть, из Парижа).
Князь Дмитрий меж тем разгорячился, еще раз ударил сухоньким кулачком.
Несколько свеч потухло. В полумраке и речи стали тревожные, опасные - о
престолонаследстве, словно великий государь уже скончался.
- Единым наследником престола я почитаю сына царевича Алексея Петра
II! - старый Голицын выразился прямо, открыто.
Гости онемели от его смелости. Имя сына несчастного царевича Алексея
всуе никогда не упоминалось. И то, что господин действительный тайный
советник и президент камер-коллегии позволил себе назвать его в качестве
престолонаследника, говорило о круговороте времен более, чем диагнозы
царских лейб-медиков.
Слышно было, как потрескивают свечи. Стучался в окна сильный западный
ветер. Ветер солоноватый, пахший морями, дальними большими городами и чужой,
сытой, уютной заморской жизнью. Но ветер обдувал токмо Санкт-Петербург. А за
чухонскими болотами на тысячи верст были разбросаны покосившиеся черно-белые
деревни. Над ними стоял лютый мороз. Оттепель была лишь в Санкт-Петербурге.
А Петербург - еще не Россия.
Строганов закрыл глаза, вспомнил, как еще полгода назад жил в веселом,
беспечном Париже, откуда дует дразнящий ветер, и в эти вечерние часы, перед
очередным балом, парикмахер мыл ему волосы, заплетал и пудрил косу, а еще
через час он уже плыл в менуэте с герцогиней Беррийской. Голоса доносились
до задремавшего барона сонным журчанием. "И о чем это они? О чем беседуют
эти важные старики? Ах да, о большой политике! Но ведь политика - игра