"Станислав Десятсков. Смерть Петра Первого (Интриги, заговоры, измены) " - читать интересную книгу автора

Ягужинский в последнее время был для Александра Даниловича яко зубная
боль, при одном его имени светлейшего начинало трясти, как в лихоманке. И
ведь с мелочей началось. Ну подумаешь, пощипал он казачков, окружил свои
маетности под Почепом. Дело обычное. Так нет же, Пашка Ягужинский сразу
государю о жалобе казаков объявил и при том улучил час, когда благодетель и
отец отечества пребывал в великом гневе. Сразу же на Украину следственную
комиссию снарядили во главе с этой великой царской ищейкой Сашкой
Румянцевым, и закрутилось дело. Тут и всплыли вдруг гульдены - так,
мелочишка, отложенная им на крайний случай в Амстердамский банк... Александр
Данилович зябко поежился, поглядел на чистый лист бумаги: надобно звать
секретаря и писать царю объяснение. Оно, конечно, можно сказать, что
гутгьдены те отложены для поездки в путешествие, скажем, в Англию. Ведь
ежели государь - действительный член Французской академии наук, то и он не
лыком шит: после Полтавской виктории сам славный Ньютон сообщил из Лондона,
что избран он,. Александр Данилович Меншиков, почетным членом Королевского
общества естествоиспытателей. Так что можно написать, что деньги те положены
в Амстердамский банк для науки...
Александр Данилович хотел уже вызвать секретаря, дабы записать эш
соображения, но опять покосился на натуаров портрет царя и от сожаления даже
крякнул. Нет, не поверит хозяин! Да и Пашка Ягужинский еще над ним
посмеется: ишь, мол, нашелся ученый муж, буковки еле-еле выводит, чэрез
секретаря все приказы пишет, а туда же - почетный член ученого общества!
То-то смеху будет! Нет-нет, ндесь надобно иное... И вдруг в дверь кабинета
постучали: да не робко, а сильно и властно.
- Входи! - приказал Меншиков, сердито думая, что это секретаригяка его
беспокоит, но дверь распахнулась,, и на пороге вырос глава Тайной канцелярии
Петр Андреевич Толстой.
"Неужто сам заявился меня арестовывать?.." - Сердце у светлейшего
екнуло и куда-то упало. Но по тому, как Толстой по старинному обычаю
поклонился хозяину в пояс, а затем учтиво осведомился о здоровье Александра
Даниловича и его домочадцев, Меншиков понял - нет, здесь иное,
И впрямь, усевшись в покойное штофное кресло, пододвинутое хозяином
поближе к печке-голландке, Толстой откашлялся и сказал чуть-чуть шамкая,
по-стариковски:
- А ведь я, Александр Данилович, оттуда, - он пальцем показал на
вздувшуюся Неву, - из дворца!
- Ну и что там? - У Меншикова пересохло в горле. Конечно, ое знал
через верных людей обо всем, что происходит сейчас в царском дворце, но
его-то туда пускали ныне токмо с черного хода. А как бы надо быть сейчас
рядом с мин херцем!
- Плохо, Александр Данилович, совсем плохо! - Толстой хрустнул белыми
длинными пальцами. - Государь, почитай, при смерти, а завещания нет!
- Как так нет? - вырвалось у Меншикова, знавшего, что Петр после
коронации Екатерины в Москве там же и составил завещание.
А так, что прежнее завещание государь разорвал собственноручно, а новое
не составил. Написал токмо: "Отдайте все", - а кому отдать, не указал. И не
укажет, потому как бредит и вряд ли очнется... - растолковал Толстой
Меншикову, поглядывая на растерянного светлейшего не без насмешки.
Все они, "птенцы гнезда Петрова", ныне словно себя потеряли. Привыкли
во всем полагаться на хозяина, жить его волей. А здесь свою волю надобно