"Станислав Десятсков. Смерть Петра Первого (Интриги, заговоры, измены) " - читать интересную книгу автора

запахов - солоноватых, щекочущих ноздри запахов водорослей, см(C)лы и свежих
стружек, - не будет тех ярких минут, которые так прочно вошли в его жизнь,
что он и сейчас легко вспоминал их. Черные голые ветки в редкий мелкий снег.
Льется теплый свет из бокового оконца. Скрипят полозья. Снег от луны
светло-зеленый. На ходу качающийся фонарь в карете освещает маленькое
окошко. В окошке мордашка любимой дочки Лизаньки: кругленькая,
раскрасневшаяся от мороза. Часовой у двора делает положенный артикул. На
треугольной шляпе лунный свет, на рыжих усах - иней. "Какого полка?" -
спрашивает Лизанька баском, подражая ему, отцу. Солдат моргает, вдохновенно
кричит: "Лейб-гвардии Семеновского!..." "Молодец, камрад!" - Лизанька
хлопает солдата по плечу и вместе с ним через три ступеньки - в теплые
горницы... Ах, какой приятный сон! Заворочался, еще вспомнил: узкий канал в
Амстердаме и он, совсем один, никому неизвестный шкипер бредет в австерию...
Даже сейчас вздрогнул при сем воспоминании - в серебристом, мглистом осеннем
воздухе крутые черепичные крыши на миг показались красными намокшими
парусами. "Паруса... ставить!" - хотел приказать и вдруг мелькнуло, что
забыл одно, не требующее отлагательств, самое важное дело, поднялся с
подушек, схватил грифель и начертал на стоявшей у изголовья доске: "Отдайте
все..." И здесь грифель брызнул и обломился. Петр упал на подушку и закричал
от настигшей его смертельной боли. На крик двери распахнулись и точно
мышиный писк раздался - придворные вбежали, окружили, стали разглядывать
надпись. Но он не успел закончить. Начался бред. "Ларетти и Блюментрост
бальзамировать ловко не умеют, а жаль!" - даже в бреду он желал быть своим
собственным анатомом.
У Александра Даниловича Меньшикова в жизни был весьма важный принцип:
он всегда брал, но сам никому не давал. Давали ему: светлейшему князю
империи Российской, фельдмаршалу, Генерал-губернатору Ингерманландии,
сиятельному князю Римской империи германской нации, почетному кавалеру
ордена Андрея Первозванного и кавалеру польского ордена Белого орла и
датского ордена Белого слона, герцогу Ижорскому и коменданту покоренной
шведской фортеции Шлютельбург. И он брал: ведь не для себя, для славы
государя, Петра Алексеевича. Как губернатор Санкт-Петербурга, он первым
отгрохал пышные хоромы на Вчсильевском острове и проводил жизнь в
непрестанном рассеянии: закатывал пиры, давал ассамблеи, пускал фейерверки.
Поначалу именно здесь, а не в маленьком домишке царя, устраивались приемы
для иноземных послов, проводились советы и конференции.
Само собой, на такую представительную жизнь нужны были поначалу сотни,
тысяч, а потом и миллионы. И он запускал руку в государственную казну и
брал - да, брал взятки! Но не для себя - для царя брал. Александр Данилович
недовольно покосился на большой портрет Петра I кисти славного француза
Натуара, На портрете Петр грозно топорщил усики.
У Александра Даниловича заныла спина. Подошел к печке-голландке, погрел
косточки. Сколько раз прохаживалась царская дубинка по этой спине. А ведь
все, кажись, для его счастья делал. Какие виктории над шведом одерживал:
Калиш, Штеттин, Фридрихштадт! Да и под Лесной и Полтавой кто, как не он,
отличился! Так что чин фельдмаршала он своей знатной воинской славой
заслужил. Ну а что взятки брал, так он не токмо взятки, но и многие шведские
фортеции брал, и к тому, и к другому причастен, причастен! Это Пашка
Ягужинский ни разу в жизни войска не водил, а туда же: генерал-прокурор,
государево око!