"Станислав Десятсков. Смерть Петра Первого (Интриги, заговоры, измены) " - читать интересную книгу автора

Апраксин и командор Беринг только что приплыли из Кронштадта (Финский залив
в ту зиму не замерзал). От них пахло голевой водой, пахло морем. У Петра
даже задрожал кончик носа: сей запах он любил . боле всего на свете - запах
моря. И оттого взбодрился на миг, стал прежним Петром, скорым на решения,
смелым, деятельным. Сам вручил Берингу давно уже составленную инструкцию, на
словах пояснил:
- Главное помни, командор, определи точно, сходятся ли Азия с
Америкой, иль меж ними пролив есть. Прошу не для себя для европейской науки
прошу. - И усмехнулся неожиданно: - Мне вот во Французской академии географ
Делиль едва ль не все пуговицы на кафтане оборвал, все допытывался о том
проливе...
- Казаки сибирские говорят, пролив между Азией и Америкой есть, и в
старину тем проливом уже ходили... - нерешительно заметил Апраксин.
- То слухи, Федор Матвеевич, а здесь наука, здесь точность нужна! -
рассердился Петр.
И наказал Берингу:
- Сам отбери в экспедицию добрых навигаторов и ученых географов. Да и
картографа, смотри, не забудь! Впрочем, здесь, - Петр указал на
инструкцию, - все указано!
Он устало откинулся на подушку. Моряки поклонились, вышли. Петр окинул
прощальным взглядом кряжистую фигуру Беринга и удовлетворился:
- Добрый моряк, такой справится! Не убоится великой и трудной задачи.
И так вдруг самому захотелось в море, где таится столько открытий. И
мелькнула надежда, что, может, еще и сбудется сие, и он узнает, соединяется
ли Азия с Америкой или нет.
Но дрогнула предательская жалкая морщинка в уголке рта и явственно
сказала, что поздно... Эту морщинку Никита разглядел тотчас. Он, как никакой
медик, замечал изменения в лицах своих моделей. Если таковых изменений не
находил, ему казалось, что он видит копию своего портрета, а не живую
персону. Сейчас у персоны было совсем иное лицо, нежели на последнем
портрете, такого лица он у Петра еще никогда не видел.
И вспомнилась отчего-то одна ночь. Не нынешняя, гнилая петербургская, а
та, летняя, в астраханском походе. Никите было отведено место на флагманской
скампавее. Шли от Казани к Сызрани. Изредка мелькали непонятные огни на
берегу, проплывали расплывчатые силуэты редких деревень и мельниц - темная,
бескрайняя равнина расстилалась по сторонам реки, как море. Царская
скампавея легко скользила по лунной дорожке на воде. Шли под косым парусом,
не скрипели уключины тяжелых весел - в глубине трюмов тяжело спали солдаты,
офицеры, господа генералитет. Грозным привидением высился у руля сей
властитель. Петр сутулился, и было видно, что он уже не молод, и смешно
выглядели круглые очки на носу, но взгляд под очками был все тот же -
горячий, властный, и неслись берега. Никите показалось, что Петр сквозь
ночную тьму зрит будущее
России и уверенно ведет свой корабль к незнакомому берегу.
- Господа, - лейб-медик Блюментрост перебивает воспоминания, - больной
заснул, вы должны покинуть поной.
Из комнаты все вышли пятясь, хотя он любил, чтобы от него выходили
легко и свободно. Петр хотел всех остановить, но не смог - его шепот не
услышали. Тогда он смирился и понял, что это конец. И ничего не будет: ни
женщин с холодными белыми плечами и теплыми домашними губами, ни моря и его