"Антон Иванович Деникин. Очерки русской смуты (том 5) " - читать интересную книгу автора

подъем в казачестве мало-помалу угасал и притом безвозвратно, цели борьбы
затемнялись совершенно, понятие о долге заслонялось чувством самосохранения,
находившим простое и доступное оправдание в речах и призывах "народных
избранников", с фронта началось повальное дезертирство, не преследуемое
кубанской властью. Дезертиры свободно проживали в станицах, увеличивали
собою кадры "зеленых" или, наконец, находили покойный приют в
екатеринодарских запасных частях - настоящей опричнине, которую путем
соответственной обработки Рада готовила для своей защиты и к вооруженной
борьбе против главного командования.
В то же время через головы полков, стоявших на грузинском фронте или
дравшихся с войсками Петлюры, кубанская власть заключала договоры и союзы с
Грузией (три экономических договора на поставку хлеба) и с Украиной;
посылала делегации на Дон и на Терек, чтобы найти там поддержку в борьбе с
главным командованием.
На русскую общественность произвело большое впечатление одно темное
событие: председатель Кубанского военно-окружного суда Лукин,
"первопоходник" и приверженец Добровольческой армии, приезжал в Ростов с
докладом по вопросу о росте украинско-сепаратистского движения на Кубани и о
прибытии в Екатеринодар тайной петлюровской делегации. Через день по
возвращении, 1 октября, Лукин был убит лицами, не обнаруженными кубанскими
следственными органами...
Были ли все нападки самостийных кругов на политику и власти Юга
голословными и необоснованными? К сожалению, не всегда. Наши нестроения
давали им не раз основания, скорее, впрочем, в масштабе общегосударственном,
чем краевом. Основания, которые к тому же в азарте политической борьбы и в
преломлении сквозь призму социалистическо-самостийной идеологии приобретали
не раз преувеличенную и извращенную окраску. Давали ли мы поводы к
обострению отношений? Помимо принципиального расхождения, наше не слишком
почтительное отношение к людям, попавшим на роли народных избранников,
законодателей и министров, вызывало обиды и уязвленное самолюбие. Атаман
Филимонов этому обстоятельству приписывал даже исключительное значение в
развитии кубанской фронды: "Протестантство Быча, Савицкого и других, - писал
он мне 2 декабря 1919 года, - выросло не столько на почве политической и
партийной борьбы (какой там Савицкий партийный человек!), сколько под
влиянием постоянно уязвляемого самолюбия во время Первого кубанского похода
определенно презрительным отношением к ним чинов Добровольческой армии... Я
был постоянным свидетелем бешенства их по поводу недостаточно внимательного
отношения к "избранникам народа" с Вашей стороны и со стороны штаба армии...
Чувство мести, главным образом, толкнуло Быча и его сподвижников на
преступную работу за границей".
Российская печать, органы "линейцев", иногда литература "Освага",
правда, в порядке необходимой самообороны, отвечали на нападки самостийников
тоном столь же резким и страстным. Поношению подвергались и люди, и идеи, я
не ошибусь, вероятно, если среди многочисленных южных газет того времени
назову лишь одну - "Утро юга" Мякотина, которая в общей бурной газетной
кампании, в критике кубанской власти сохраняла поучительный, но сдержанный
тон.
Изверившись в возможности соглашения, я предлагал председателю "Особого
совещания" условиться, по крайней мере, с атаманом и кубанским
правительством о прекращении взаимной газетной травли... Атаман и сам