"Антон Иванович Деникин. Очерки русской смуты (том 5) " - читать интересную книгу автора

признавал, что "направление деятельности краевого отдела пропаганды с самого
начала возникновения своего... вызывает недовольство (его) и отдельных
членов правительства...". Принимал известные меры, временно умерявшие
злобность официальной печати, но ненадолго. Власть атамана была весьма
ограничена - отчасти конституцией, отчасти тем обстоятельством, что группы
"линейцев", к которым принадлежал и сам генерал Филимонов, проявлявший
лояльность и умеренность, не были достаточно сплочены, организованы и
сильны, чтобы составить должный противовес самостийникам. Отчасти, наконец,
по личным свойствам самого атамана-человека по характеру весьма мирного.
Поэтому в течение более года своего атаманства генерал Филимонов
балансировал с большим трудом между молотом и наковальней - между Радой и
главным командованием. То сдерживал порывы демагогов, умиротворял
настроения, сглаживал углы. То иногда, как, например, в вопросе о создании
Кубанской армии, был солидарен с самостийными кругами и весьма настойчив,
что было тем более непонятным, что с лета 1919 года кубанские лидеры в своих
бурных речах, уже не стесняясь, ставили целью создания Кубанской армии
борьбу с главным командованием.
Положение становилось чрезвычайно тягостным. Ни одна из наших попыток
установления государственной связи не увенчалась успехом. Нам не было
предъявлено к тому же ни одного контрпроекта со стороны кубанских
правителей, если не считать неприкрытого пожелания - полного невмешательства
главного командования в дела Кубани. Последнее было бы, быть может, и
спасительным, но, к сожалению, невыполнимым: Кубань волею судьбы являлась
нашим тылом, источником комплектования и питания Кавказской армии и
связующим путем как с Северным Кавказом, так и с единственной нашей базой -
Новороссийском. Кубанские части в октябре составляли все еще 12 процентов
Вооруженных сил Юга.
Нас сковывали цепи, которые рвать было невозможно.
В конечном результате к осени 1919 года положение было таково: на
царицынском фронте стояла страшно поредевшая Кавказская (кубанская по
составу) армия, сохранявшая еще благодаря, главным образом, влиянию
лояльного и национально настроенного кубанского генералитета и офицерства
бодрость духа и дисциплину. Но с тыла, с Кубани, к армии не шло уже более на
пополнение ни казаков, ни лошадей.
На мой взгляд, совершенно безразлично: верить ли искренности того
лозунга, который в 1919 году проповедовала кубанская революционная
демократия - "Единая Кубань в единой федеративной Российской
республике"{120}, лозунга, обусловившего якобы внутреннюю распрю между
"кубанским народоправством" и "реакцией" во образе "Особого совещания"...
Верить ли признанию, сделанному теми же лицами в 1921 году{121}, что целью
их была всегда "государственная независимость Кубани" и, следовательно,
борьба велась между кубанской самостийностью и национальной Россией... В
обоих случаях борьба кубанских правителей на два фронта - против большевиков
и Добровольческой армии - являлась заведомо непосильной и потому безумной.
Она губила и их, и нас.
И не без основания Бронштейн-Троцкий еще в сентябре 1919 года избрал
путь, параллельный с кубанскими правителями. Он считал невыгодным "трогать
Кубань", наступая от Царицына на Тихорецкую. Бронштейн предпочитал
харьковское направление, чтобы "отрезать деникинские войска от Кубани, что
дало бы временную опору кубанским самостийникам и временное замирение в