"Антон Иванович Деникин. Очерки русской смуты (том 5) " - читать интересную книгу автора

генерал-квартирмейстер, Генерального штаба генерал-майор
Коновалов.
18 июня 1920 года.
г. Мелитополь".

На заседании повстанческого командного состава по инициативе Махно было
решено: "Какой бы делегат ни был прислан от Врангеля и вообще справа, он
должен быть казнен, и никаких ответов не может быть дано"{83}.
Посланца тут же публично казнили.
Я приведу общую оценку наследия, полученного нами от большевиков,
исходящую из враждебного Белому движению меньшевистского лагеря{84}.
"Добровольческая армия шла, предшествуемая и поддерживаемая
крестьянскими волнениями. В стране происходили глубокие сдвиги... Широкие
слои населения оказались захваченными национально-реакционными настроениями.
В эти дни национального психоза, взрыва утробной ненависти к революции,
диких расправ на улицах над коммунистами и "коммунистами" те, кто был против
Добровольческой армии, представляли из себя узкую и вынужденно молчаливую
общественную среду, одиноко затерявшуюся среди поднявшихся волн враждебных
настроений.
Обнаружилось и еще одно явление. Крыло реакционных настроений
коснулось и рабочей массы. Как могло это случиться? Это глубоко интересный и
важный политический и социально-психологический вопрос. Ответ на него лежит
в том историческом материале, который характеризует советскую фазу 1919
года. В ней - корни позднейших настроений... На разбитой, разворошенной
украинской почве большевистский терроризм в этот период вырос в
анархическое, антиобщественное явление. Специальные условия места и времени
создавали какую-то гипертрофию "военного коммунизма". Деклассированные
элементы получали все большую свободу своего формирования и господства.
Делались тысячи нелепостей и преступлений. Кровь лилась потоками бесцельно,
как никогда. Положение рабочих организаций становилось все более стесненным.
Изоляция власти от пролетариата шла подстегнуто быстрыми шагами. Быстро
сгорали иллюзии и настроения после "петлюровской весны".
Сильное распространение разочарования, настроений недовольства и
часто озлобления на почве указанных общих свойств политики предыдущего
периода (советского) и продовольственного кризиса замечалось в пролетариате
все более ярко..."

На русском "погосте" еще не смолкли "плач и рыдания" у свежих могил, у
гекатомб, воздвигнутых кровавой работой Лациса, Петерса, Кедрова, Саенко и
других, в проклятой памяти чрезвычайках, "подвалах", "оврагах", "кораблях
смерти" Царицына, Харькова, Полтавы, Киева... Различны были способы мучений
и истребления русских людей, но неизменной оставалась система террора,
проповедуемая открыто с торжествующей наглостью. На Кавказе чекисты рубили
людей тупыми шашками над вырытой приговоренными к смерти могилою; в Царицыне
удушали в темном, смрадном трюме баржи, где обычно до 800 человек по
несколько месяцев жили, спали, ели и тут же... испражнялись... В Харькове
специализировались в скальпировании и снимании "перчаток". Повсюду избивали
до полусмерти, иногда хоронили заживо. Сколько жертв унес большевистский
террор, мы не узнаем никогда{85}. Безумная большевистская власть не щадила
ни "алой", ни "черной" крови, земля оделась в траур, и приход