"Антон Иванович Деникин. Очерки русской смуты (том 5) " - читать интересную книгу автора

последовательно городовой, военный дезертир, милиционер и, наконец, почетный
палач советского застенка.
Ему вторил другой палач - беглый каторжник Иванович: "Бывало, раньше
совесть во мне заговорит, да теперь прошло - научил товарищ стакан крови
человеческой выпить: выпил - сердце каменным стало".
В руки подобных людей была отдана судьба населения большого культурного
университетского города.
Я остановился на положении при большевиках харьковского района,
важнейшего театра наших военных действий, на котором развертывались операции
Добровольческой армии; но, за малыми различиями в ту или другую сторону, в
таком же положении находились Киевщина и Новороссия. Менее других пострадал
Крым, где вторичный захват власти большевиками длился всего лишь два месяца
(апрель - май), и страшнее всего, убийственнее всего было состояние
царицынского района, где большевистский переворот совершился задолго до
"октября" - еще в конце марта 1917 года, где коммунистическая власть правила
без перерыва в течение двух с лишним лет, а самый город, представляя
ближайший тыл постоянно угрожаемого фронта, навлекал на себя чрезвычайные
репрессии. "В конце концов, - говорится в описании "Особой комиссии", - все
население, кроме власть имущих и их присных, обратилось в какие-то ходячие
трупы. Не только на лицах жителей не было улыбки, но и во всем существе их
отражались забитость, запуганность и полная растерянность. Два с лишним года
владычествовали большевики в Царицыне и уничтожили в нем все - семью,
промышленность, торговлю, культуру, самую жизнь. Когда 17 июня 1919 года
город, наконец, был освобожден от этого ига, он казался совершенно мертвым и
пустынным, и только через несколько дней начал, как муравейник, оживать".
На четвертый день после занятия Царицына я посетил город, в котором не
только от людей, но, казалось, от стен домов, от камней мостовой, от глади
реки веяло еще жутким мертвящим дыханием пронесшегося смерча...
Система большевистского управления отчасти оживила повстанческое
движение на Юге, уходившее истоками своими к временам гетманщины и
австро-немецкой оккупации, отчасти создавала новые очаги восстаний,
захватывавших огромные районы по преимуществу правобережной Украины,
Новороссии, Екатеринославщины и Таврии. В одной только полосе - между
Днепром и Горынью, западнее Киева, - насчитывалось 22 "атамана" во главе
сильных повстанческих банд. Они то работали самостоятельно, то объединялись
в крупные отряды под начальством более популярных "атаманов" и "батек".
Особенной известностью пользовались Зеленый, действовавший в западной части
Полтавской губернии и в окрестностях Киева, Григорьев - в низовьях Днепра и
Махно - в Таврии и Екатеринославской губернии.
Чрезвычайно сложна массовая психология, питавшая повстанческое
движение, разнообразны его внешние формы и искусственно навязываемые ему
политические лозунги. Я остановлюсь на тех элементах движения, которые
представляются мне неоспоримыми.
Прежде всего в основании его лежали, несомненно, историческая быль и
легенда, оживленные революцией и определившие территориальное
распространение повстанчества. Сообразно с этим прошлым и территорией
характер его, сохраняя общий колорит, различен в деталях. Так, на севере
Украины более спокойное и хозяйственное крестьянство вносило в повстанчество
более организованные формы и положительные цели - самообороны и
правопорядка; на юге свирепствовали без плана и определенной цели