"Антон Иванович Деникин. Очерки русской смуты (том 5) " - читать интересную книгу автора

тяжести операции за Волгу". Начальник штаба обратился с этим вопросом к
генералу Врангелю, указав на опасность ослабления его сил на главном
направлении. Получился ответ 16 июля: "Переброска частей генерала
Говорущенко... имела целью скорейшее соединение с войсками Верховного
правителя... Отход уральцев на восток и намеченная передача донцам 1-го
Донского корпуса, задержание Добровольческой армией пластунской бригады и
приказание направить туда же терцев в корне меняют положение. При этих
условиях не только перебросить что-либо на левый берег не могу, но и от
всякой активности в северном направлении вынужден отказаться".
Положение за сутки (15-16) не только "в корне", но никак не изменилось.
Армии известно было, что Донской корпус придается ей только на время
Камышинской операции, приказание об отправке терцев получено было генералом
Врангелем (и не исполнено) еще 20 июня, а эшелоны кубанских пластунов
двинулись в Кавказскую армию в тот же день, 1 августа, когда выступили
эшелоны терцев в Добровольческую.
Если к этому прибавить, что 20 июня генерал Врангель сам предлагал
бросить направление вдоль Волги, оставив на нем лишь заслон и увести на
харьковское 31/2 дивизии, что в первом памфлете он, наоборот, жаловался на
ослабление его сил переброской на левый берег Волги дивизии Мамонтова{48},
что центр сибирских армий, начав отступление в половине апреля, к тому
времени был уже на марше к Челябинску{49}, что ближайшие части давно уже
изолированной Уральской армии, имевшей к тому же задачу наступать не к
Волге, а на север{50}, отстояли от нас на 300 с лишним верст, весь эпизод
приобретает колорит совершенно своеобразный.
Опасение моего и донского штабов оказались не напрасными: через неделю
началось новое наступление крупных сил противника правым берегом Волги,
потребовавшее участия там и 1-го Донского корпуса и Говорущенко и
заставившее все же Кавказскую армию бросить Камышин и отойти к самому
Царицыну...
Но кто станет разбираться в таких стратегических деталях!.. И вопрос о
"соединении с войсками Верховного правителя" стал именно тем камнем, который
готовился задолго и был брошен открыто в февральском письме...
После признания мною власти адмирала Колчака все командующие армиями и
отрядами от себя и от имени войск свидетельствовали о высоком нравственном
удовлетворении свершившимся объединением. Кроме одного... Через две недели я
получил письмо от барона Врангеля: по его словам, он молчал, считая
исполнение приказа прямым своим долгом, как подчиненного. Но, прочитав в
газетах обращения других командующих, спешит отозваться, чтобы я не подумал,
что он иначе, чем они, относится к свершившемуся...
А впоследствии написал:

"Боевое счастье улыбалось Вам, росла слава, и с ней вместе стали
расти в сердце Вашем честолюбивые мечты... Совпавший с целым рядом наших
побед Ваш приказ о подчинении Вас адмиралу Колчаку доказывал, казалось,
противное. Будущая история покажет, поскольку этот Ваш шаг был доброволен...
Вы пишете, что подчиняетесь адмиралу Колчаку, "отдавая свою жизнь служению
горячо любимой Родине" и "ставя превыше всего ее счастье...". Не жизнь
приносите Вы в жертву Родине, а только власть, и неужели подчинение другому
лицу для блага Родины есть жертва для честного сына ее... Эту жертву не в
силах был уже принести возвестивший ее, упоенный новыми успехами честолюбец.