"Генерал А.И.Деникин "Очерки Русской Смуты" (Том второй)" - читать интересную книгу автора

другую. Вот Аладьин, как то особенно скандируя слова, что должно было
означать английскую манеру, с пафосом говорит о Бердичеве, который за наши
обиды "нужно стереть с лица земли так, чтобы на месте его выросли
джунгли"... Ему возражает Марков: "какая кровожадность в штатском
человеке; и почему непременно джунгли, а не чертополох?"
- Зачем вы сидите здесь, сэр Аладьин? - вмешивается шутя генерал
Корнилов.
Неужели вам еще не надоело с нами.
Это деликатный вопрос: во всех свидетельских показаниях говорится, что
Аладьин попал по недоразумению; его предлагают освободить - он не
соглашается.
На другом конце стола Новосильцев с трудом отбивается от атаки
Никанорова и Родионова, бичующих кадетскую политику. Новосильцев
изнемогает, но по счастью появляется "громоотвод": вмешивается Аладьин,
оказавшийся единомышленником с крайними правыми.
- Позвольте, как так? Это говорит "трудовик"-Аладьин, который после
разгона 1-й Думы поднимал финскую красную гвардию?..
В другом месте Эрдели начал о Толстом, с которым он в дальнем родстве и
знаком был лично, и кончил параллелью между литературными типами
французской и русской женщины, обнаружив неожиданно большую эрудицию и
тонкое литературное чутье.
Мрачный. Ванновский вполголоса, угрюмо бурчит о том, что "впереди
мерзость запустения", и что "всему виною... отмена крепостного права".
Ему возражает Романовский:
- Конечно - это только образ? Но и он не верен: виною очевидно
запоздалая отмена крепостного права...
Иногда в спор вмешивается Лукомский солидно, категорично, с некоторой
иронией.
А с левого фланга по рукам передают рукопись кого-то из наших поэтов:
Брагин - злободневный бытовик, Будилович - лирик.
Пополудни приходят газеты, и поэтому за ужином разговор ведется
исключительно на злобу дня: ругаем правительство и Керенского, поносим
Совет и ищем проблеска на политическом горизонте. Проблеска, однако, не
видно. С 8-го октября, после внушения, посланного Корниловым общественным
деятелям, газеты переполнены нашим делом. У Маркова под этой датой
записано:
"до нас доходят тысячи слухов. Рекомендуют опасаться ближайших 10 - 12
дней. В какой еще водоворот попадешь".
Кисляков, проштудировав последний номер "Известий", меланхолически
заявляет:
- Не важно... Как вы думаете - прикончат?
- Нас не за что, а вас - несомненно: подумайте, "какой позор!" - сам
на себя восстал!...*72 Талантливый и веселый человек, но не слишком
мужественный. Напророчил себе несчастье: осенью 1919 года в дни
большевистской вспышки в Полтаве, вскоре подавленной, проезжая по улице в
генеральской форме, был буквально растерзан толпой.
Нет, положительно, не стан мятежников, а "клуб общественных деятелей"
или военное собрание.
Вечером в камере 6, как самой поместительной, собирались обыкновенно
арестованные для общей беседы и слушания очередных докладов. Иногда