"Дон Делилло. Падающий (Роман)" - читать интересную книгу автора В наушниках послышался голос, известивший, что теперь аппарат будет
шуметь семь минут. Она увидела в газете лицо, лицо человека с рейса номер одиннадцать. Видимо, на тот момент лицо было только у одного из девятнадцати: смотрит с фотокарточки пристально, желваки играют, суровые глаза какие-то слишком всеведущие - таким глазам не место на удостоверении личности. Ей позвонила Кэрол Шоуп. Кэрол возглавляла отдел в крупном издательстве и иногда подбрасывала ей работу: Лианна редактировала книги, внештатно, на дому или, при необходимости, в читальных залах. Это Кэрол прислала открытку из Рима, из музея Китса и Шелли; кстати, Кэрол из тех, кто по возвращении из поездки непременно спрашивает певуче: "Ну как, открытку мою получила?" И в интонации непременно звучит фатальная неуверенность в себе вперемешку с затаенной обидой. Но об открытке Кэрол не упомянула. Спросила тихо: - Я тебя отрываю? После того как он переступил ее порог и молва разнеслась, ей все звонят и спрашивают: "Я тебя отрываю?" Разумеется, подразумевается: ты занята? наверно, ты занята, наверно, тут масса всего происходит, мне лучше перезвонить? я чем-нибудь могу помочь? как он? он надолго останется? и наконец: может быть, поужинаем вчетвером, в каком-нибудь тихом местечке? Удивительно, как это ее раздражало. Она отделывалась общими словами, множился. Начисто утратила доверие к этим голосам, столь непринужденно-похоронным. - Если что, - сказала Кэрол, - можем отложить разговор до другого раза. Ей не хотелось думать, что она оберегает его из эгоистических соображений, потому что жаждет сохранить за собой эксклюзивные права. Он сам предпочитает оставаться здесь, вдали от цунами лиц и голосов, от Бога и страны, сидеть один в безмолвных комнатах рядом с теми, кто ему дорог. - А кстати, - сказала Кэрол, - ты получила открытку, которую я тебе послала? Она услышала музыку, доносившуюся откуда-то от соседей, с нижнего этажа, и сделала два шага к двери; и, отставив трубку от уха, приоткрыла дверь. Застыла, вслушиваясь. И вот, встав в изножье кровати, глядя на него, распростертого, поздно вечером, доделав работу, она наконец-то спокойно спросила: - Почему ты пришел сюда? - Вот в чем вопрос, значит? - Ради Джастина, верно? Ей хотелось услышать в ответ: "Да, ради Джастина". Самое логичное объяснение. - Чтобы он увидел, что ты жив, - сказала она. Но то было лишь пол-ответа, и она осознала, что этого недостаточно: ей требовалось дознаться до глубоких мотивов его поступка, или бессознательного порыва, или что там это было. |
|
|