"Мигель Делибес. Письма шестидесятилетнего жизнелюбца " - читать интересную книгу автора

нас окаянном расстоянии, которая и так не давала мне покоя, стала сейчас
настоящей пыткой. Будь она неладна, эта упорная неприязнь к телефонам у
твоего зятя! Я хотел бы узнавать о тебе каждый час, каждый миг, но куда
звонить? Как связаться с тобой? Да, сегодняшние дети, выросшие среди
телефонов и калькуляторов, никогда не сумеют сами написать толкового письма
или подсчитать, сколько будет дважды два - тут твоему зятю не отказать в
правоте. Но, в вашем случае, не окажется ли в конечном счете лекарство хуже
болезни? Не слишком ли это круто и болезненно - насильно лишать детей
достижений их времени, плохое оно или хорошее? Я сейчас - как птица с
подбитым крылом. Что предпринять? Если б я мог быть рядом с тобой, приносить
каким-нибудь образом облегчение, Я бы хотел подолгу рассказывать тебе разные
истории, а когда ты утомлялась бы, сторожил бы сон, держа твою руку в своей,
не отходя ни на миг от постели, А после я почитал бы стихи и мы сыграли бы в
карты. Ты любишь играть в карты, любовь моя? Я, правда, не очень.
Предпочитаю шахматы и особенно шашки. Умеешь играть в шашки? Эту игру,
потерявшую сегодня популярность и едва известную нынешней молодежи, стали
считать детским развлечением, а ведь, в сущности, речь идет об одной из
наиболее интеллектуальных игр, какие мне только известны. Чтобы пробить
брешь в рядах противника и суметь провести дамку, необходимы, поверь мне,
большая смелость и такое же умение шевелить мозгами, как и для мата в
шахматах. Нет, шашки вовсе не детское развлечение, Единственный их
недостаток, на мой взгляд, - мрачная раскраска доски, Черное на белом или,
все равно, белое на черном - это траурные цвета, символ конца. И то же самое
в шахматах. Ни одна игра, при всей ее торжественности, не должна внушать
мыслей о смерти, я слишком большой жизнелюбец, чтобы согласиться с этим, И
потому, желая изменить положение, еще в юности я придумал вариант доски с
красными и зелеными клетками и шашками того же цвета и собирался его
запатентовать, но по тем или иным причинам так этого и не сделал. И ты
можешь мне не поверить, но при виде черно-белого поля, навевающего мысли о
загробном мире, усиливается чувство вожделения. Однако, дорогая, погружаюсь
в совершенно неуместные, принимая во внимание твою болезнь, рассуждения, Я
бы пешком пустился в Севилью, со своей красно-зеленой доской под мышкой,
если б только знал, что в конце пути меня ожидает партия с тобой.
Во мне словно что-то обмерло, когда я прочитал на площади твою
телеграмму, Надо думать, выглядел я неважно, коли при виде меня Рамон
Нонато, наш каменщик, который в ту минуту вез тачку с цементом к часовне на
вершине горы, даже остановился и спросил: "Что, Эухенио, дурные вести?" Я
ответил уклончиво и направился в бар, приняв совершенно не свойственное мне
решение выпить кофе. Кофе я очень люблю, но он слишком возбуждает меня.
Любопытно, что моя повышенная чувствительность в отношении определенных
наркотиков совершенно не распространяется на некоторые другие виды, например
на табак. Ежедневно я выкуриваю три сигары, не фирменные, конечно, что
встало бы мне в копеечку, а так, простенькие сигарки, которые смакую тем не
менее с таким наслаждением, словно это самые настоящие "Монтекристо". Иногда
удовольствие бывает так велико, что я, желая его продлить, насаживаю окурок
на зубочистку или булавку и урываю еще несколько затяжек. Сигара зарождает
приятные образы у меня в голове, а ощущение от дыма, щекочущего вкусовые
железы, почти сладострастное. Курение дает мне удовлетворение, и табак не
имеет для меня никаких последствий. Через несколько минут я будто вовсе и не
курил. Разумеется, дым я не глотаю. Втягивать в себя дым вульгарно, это