"Мигель Делибес. Письма шестидесятилетнего жизнелюбца " - читать интересную книгу автора

неискренняя позиция "Коррео". Вот так, друг мой, нежданно-негаданно и
оказался я вдруг редактором газеты, о чем мечтал, к чему стремился столько
лет.
Но я замечаю, что чересчур разошелся. Возможно, мои письма и наполняют
Вас ощущением покоя, однако мне не следует злоупотреблять Вашим терпением. А
все дело в том, что в этой умиротворяющей обстановке, глядя на
простирающуюся у моих ног долину в фруктовых садах, я мог бы часами писать
Вам, не зная усталости.
Завтра, с немалым сожалением, я возвращаюсь в столицу. Отвечайте мне
скорее, не ленитесь.
Целую Ваши ноги.
Э.С


2 июня

Драгоценный друг мой!
Вы спрашиваете, как я справляюсь с хозяйством? Очень просто. У меня
есть домработница, которая убирает квартиру и готовит еду. После смерти моей
покойной сестры Элоины несколько недель я был совсем подавлен, ибо хотя по
объявлению в газете и заявилась уйма кандидаток, но ни одна из них не
отвечала необходимым требованиям. Мне нужна была женщина степенная, с
опытом, а это в наши дни, видимо, большая редкость. Наконец жена лавочника
Арсенио сказала мне, что есть одна эстремадурка средних лет, серьезная и
надежная, которая как раз ищет место в тихом доме. Так я нашел свою славную
Керубину, оказавшуюся расплывшейся женщиной под пятьдесят, со слабыми
глазами, столь же упрямой, сколь и трудолюбивой. Чтобы Вам было понятней,
она - нечто вроде классической экономки сельского священника, только без
самого священника, - именно то, что я и искал.
Не скрою от Вас, что приход этой женщины на место моей покойной сестры
Элоины стоил мне муки мученической. Усердие и хозяйское чутье Элоины
недоступны для подражания. При жизни моей покойной сестры дела словно
делались сами собой, незаметно бывало, чтобы кто-нибудь занимался ими. Зимой
и летом в семь утра она уже была на ногах, проветривала передние комнаты,
остерегаясь меня разбудить, а это настолько несложно, что я, как, кажется,
говорил Вам ранее, вот уже сам не знаю сколько лет сплю, затыкая уши. В
своей полудреме я все же улавливал легкие отзвуки ее деятельности, но они
были такими слабыми, что не только не тревожили, но, напротив, убаюкивали
меня. Ровно в половине двенадцатого она на цыпочках входила в мою комнату,
открывала наружные ставни и приносила мне в постель легкий завтрак: чашку
чаю с лимоном и ломтики поджаренного хлеба с маслом и мармеладом. После
поездки в Соединенные Штаты в составе группы журналистов по приглашению
Государственного департамента я попытался перестроиться на американский
режим, более подходящий для моей работы, но очень скоро вынужден был от него
отказаться. В первый утренний час мой желудок еще расслаблен и, сколько бы я
ни понуждал его, не способен переварить даже зернышка жареной кукурузы, не
говоря уже о яйце. Чай да парочка тостов - единственное, что он принимает
без возражений. А вот там, в Америке, оттого ли, что все было внове, из-за
смены ли режима или в силу праздного образа жизни, но я съедал за завтраком
пару яиц с ветчиной, что-нибудь мучное и выпивал чашку кофе с молоком, не