"Мигель Делибес. Письма шестидесятилетнего жизнелюбца " - читать интересную книгу автора

возомнил о себе и с тех пор, как только случалась свободная минутка, сам
просил какой-нибудь работы. Так я освоил "портфель дежурных фраз", по
остроумному выражению сеньора Эрнандеса, и в самом скором времени уяснил
себе основные положения, как, например, то, что смерть до сорока лет была
"безвременной", а покойный - "усопшим", женщины после пятидесяти -
исключительно "добродетельными", всегда "доблестными" - военные и
"неподкупными" - судьи. Список этот был невелик и несложен, и, как легко
себе представить, уже по прошествии нескольких недель я расставлял эпитеты с
безошибочностью и непринужденностью профессионала. Тогда-то и совершил я
свою первую ошибку, урок, памятный мне по сей день, когда в одном некрологе
я простодушно, оттого лишь, что было этой даме за пятьдесят, назвал
"добродетельной" хозяйку какого-то дома терпимости, что стоило мне строгого
внушения со стороны дона Фернандо.
Так текла моя жизнь около трех лет, до 1936 года, когда произошло
Национальное восстание и я, как и столькие другие, был мобилизован. По
возвращении я нашел редакцию "Коррео" несколько напуганной. В период
Республики газета не только следовала своей либеральной традиции, но и
проявила, я бы сказал, определенное вольнодумство, и теперь руководство
опасалось, и не без оснований, ее конфискации. Однако на этой стадии Мадриду
уже не было нужды конфисковывать "Коррео", поскольку газета, как и вся
национальная печать, подпадала под власть министерства и волей-неволей
становилась проводником принципов Движения. В остальном же ничего не
переменилось, и желание попасть в число редакторов одолевало меня с каждым
днем все сильней и сильней. Как-то вечером Бальдомеро Сервиньо предложил мне
подать заявление на Организованные в Мадриде курсы интенсивной подготовки,
предназначавшиеся для журналистов, работающих по специальности, но не
имеющих удостоверения. Я возразил, что проект не выгорит, поскольку у меня
нет образования, да и работаю я не в редакции, но Бальдомеро, не привыкший
отступать перед чем-либо, препоручил мое дело своему старому сослуживцу
Мамелю Лопесу Артигасу, человеку деятельному и предприимчивому, с
политическим весом, который закрыл глаза на то, что я всего лишь младший
служащий, освободил меня от посещения курсов (что обошлось бы мне в
значительную сумму) и четыре месяца спустя выслал заказным письмом на мое
имя готовое удостоверение с регистрационным номером. Ход оказался верным и,
главное, своевременным, ибо, по словам самого Артигаса, в дальнейшем, чтобы
стать журналистом, потребовалось бы не только среднее образование, но и пять
лет учебы в специальном институте - что, на мой взгляд, и благоразумно и
предусмотрительно при подготовке к столь ответственной профессии.
Случилось так, что в промежутке между подачей моего заявления и
получением удостоверения, а может быть, и в какой-то связи с этим, в газете
произошла чистка, и наш директор дон Фернандо Масиас и еще три редактора
попали под Трибунал по борьбе с масонством и коммунизмом, уж и не знаю, в
качестве масонов или же коммунистов. Короче говоря, редакция осталась на
бобах, и Главное управление печати, чтобы избежать каких-либо
неожиданностей, поставило новым директором "Коррео" известного сумасброда по
имени Бернабе дель Мораль, весьма отличившегося на войне, но напрочь
лишенного способности к журналистике. Понимая всю свою ограниченность,
Бернабе как-то пригласил меня вьшить кофе и неожиданно предложил помогать
ему, содействовать в идеологической ориентации газеты, на что я тут же
согласился с величайшей охотой, поскольку мне не по душе была уклончивая и