"Мигель Делибес. Еретик " - читать интересную книгу автора

нахлестывать передних мулов, вынуждая встречных всадников, погонщиков и
возчиков на телегах в страхе тесниться к обочинам, уступая ему свободный
проезд. Передние мулы платформы, на которой ехал Сальседо, были его
собственные - звали их Рыжий и Мавр, они повиновались его окрикам и плети,
шли крупной рысью, вернее, мелким галопом, и встречным казалось, будто на
них мчится в сокрушительной атаке конница. Постепенно дон Бернардо, человек
по натуре миролюбивый и спокойный, разгорячился и принялся безжалостно
стегать своих мулов, так что восход солнца встретил их в селении Кооркос.
Четырех мулов он сменил на постоянном дворе в Морале, еще четырех - на почте
Вильяманко, где спал во вторую ночь. Хозяин постоялого двора, старый его
знакомый, принял его с деревенским радушием: "Куда это вы мчитесь, ваша
милость, в такой спешке? У ваших мулов все бока исхлестаны". Дон Бернардо
криво усмехнулся: "Мы все, Руфино, обязаны исполнять свой долг. Передние два
мула - мои собственные, не беспокойся".
Освободившись от несвойственного ему притворства, он впервые после
постигшего его горя спал беспробудным сном, а на следующее утро, хотя встал
со свежей головой, все кости ныли. Он винил в этом тряску на платформе,
глубокие рытвины на мостовых, непривычно быструю езду. Как бы то ни было, на
третий день, еще до захода солнца, караван входил через Въездные ворота в
город Бургос. Стук повозок и крики возчиков создавали такой шум, что
прохожие останавливались у кромки тротуаров поглазеть. От скрипа колес и
топота копыт, выбивающих искры из булыжной мостовой, можно было оглохнуть.
"Караван Сальседо в этом году что-то запоздал", - заметил один горожанин.
Напротив монастыря де лас Уэльгас высился огромный склад Нестора Малуэнды,
который дважды в год принимал настриг шерсти из половины испанских земель.
Дионисио Манрике и Хуан Дуэньяс остались возле платформ следить за
разгрузкой, меж тем как дон Бернардо Сальседо договаривался о жилье на
постоялом дворе Педро Луасеса, где он всегда останавливался, и покупал себе
в самых роскошных торговых заведениях города нарядную одежду.
Дон Нестор Малуэнде встретил его весьма любезно. И все же общество дона
Нестора, такого учтивого, такого аристократичного, уверенного в себе, всегда
несколько стесняло дона Бернардо. "Я бы чувствовал себя свободнее наедине с
государем, чем с доном Нестором Малуэндой", - говаривал он. В этом старике
все внушало почтение: его богатство, его высокая и, несмотря на возраст,
стройная фигура, бледные, гладко выбритые щеки, коротко остриженные по
фламандской моде волосы, и его наряд - камзол с четырехугольным вырезом, в
котором была видна сорочка, и кафтан с разрезами, который войдет в моду в
следующем году. Дон Нестор был как всегда гостеприимен, показал гостю свои
последние приобретения, большое зеркало в золотой раме и пару венецианских
сундуков, живописно поставленных в гостиной один против другого. Дон
Бернардо благоговейно ступал по коврам и столь же благоговейно взирал на
плотные, до пола, занавеси, затенявшие окна. В столь роскошной обстановке
голос неизбежно звучал с мягким, бархатистым оттенком. Дон Нестор был
глубоко опечален, когда дон Бернардо сообщил ему, что супруга скончалась, и
что ее смерть, равно как и вполне понятные последствия этого горя были
причиной его запоздалого приезда.
- Это был мой первый ребенок, - сказал он, сверкнув глазами.
- Он тоже умер?
- Ребенок не умер, дон Нестор. Дитя живет, но какой ценой!
Естественно возникла тема кресла для родов, и дон Бернардо, несмотря на