"Мигель Делибес. Еретик " - читать интересную книгу автора

было обозначено в завещании.
Возвратясь в дом, донья Габриэла в сопровождении обоих мужчин прошла в
гладильную комнату посмотреть на маленького Сиприано и, взглянув на спящего
младенца, пролила несколько слезинок. Стоявший рядом дон Бернардо смотрел на
ребенка с совершенно бесстрастным лицом. В изголовье колыбели юная Минервина
прикрепила ленту из черной тафты. Глаза дона Бернардо посуровели.
- Что он думает во сне, этот маленький матереубийца? - пробормотал он.
Дон Игнасио положил руку ему на плечо.
- Ради Бога, Бернардо, не говори глупостей. Господь может тебя
покарать.
Дон Бернардо отрицательно покачал головой.
- Разве найдется кара страшнее той, которую я теперь терплю? -
простонал он.

II

После смерти доньи Каталины в доме на Корредера-де-Сан Пабло
установился другой распорядок. Малыш Сиприано включился в жизнь челяди в
деревянной мансарде
верхнего этажа, меж тем как дон Бернардо остался хозяином и господином
на втором этаже, с тем лишь новшеством, что не стало супружеского
святилища - теперь, когда оно перестало быть святилищем, он обосновался в
своем кабинете.
Как можно было предположить, младенец в первые месяцы не расставался с
кормилицей - сосал ее грудь каждые три часа, проводил с ней весь день,
что-то лепеча в гладильной комнате, и спал с ней наверху в одной из каморок
возле лестницы. В нижнем этаже, напротив, не произошло никаких изменений.
Там по-прежнему обитал слуга Хуан Дуэньяс в небольшом чулане при конюшне,
где содержались две лошади и два мула, и рядом с которой стоял небольшой
каретный сарай.
Ни одно из этих новшеств не внесло существенных перемен в жизнь дона
Бернардо Сальседо, хотя внешне он очевидно переживал период душевного
упадка. Он перестал наведываться в свой склад в старом квартале Худерии и
совершенно забыл о Бенхамине Мартине, своем арендаторе в Педросе. Его уныние
и бездеятельность дошли до того, что он даже перестал посещать в полдень
кружок друзей в таверне Дамасо Гарабито, где обычно поддерживали бодрость
любимыми отборными белыми винами. Теперь сеньор Сальседо по большей части
проводил дни, сидя в кресле у окна в большом зале, и безучастно глядел, как
проходит день за днем. Сидел почти не двигаясь, пока Модеста не позовет к
столу, - тогда он нехотя вставал из кресла и садился поесть. Но на самом
деле не ел, а только притрагивался к еде, как бы обманывая самого себя и
чтобы досадить прислуге. В душе он себе назначил семь дней траура, однако за
эту неделю так привык притворяться, что даже начал находить некую сладость в
сочувствии окружающих. С самого детства дон Бернардо Сальседо подчинял
родителей своей воле. Был он мальчиком своенравным, не терпел никакого
принуждения. Таким и вырос, и когда женился, жену свою донью Каталину
постоянно держал в строгом повиновении. Потому он, возможно, и страдал
теперь - некем было командовать, некому показывать свою власть. У служанки
Модесты, подававшей ему еду, то и дело навертывались слезы. Однажды она, не
сдержавшись, даже упрекнула его: