"Жиль Делез. Марсель Пруст и знаки" - читать интересную книгу автора

знак, что она смеется, и ее знак подан так искусно, что месье Вердюрен,
чтобы не быть хуже, в свою очередь подбирает соответствующую мимику.
Герцогиня Германтская часто показывает черствость и скудость мысли, но у нее
всегда очаровательные знаки. Она ничего не делает для своих друзей, она не
думает вместе с 32 ними, она им делает знаки. Светский знак не отсылает к
какой-либо вещи, он "занимает ее место", он претендует на соответствие
своему смыслу. Светский знак опережает действие так же, как и мысль; он
аннулирует мысль так же, как и действие: и декларирует самодостаточность.
Отсюда его стереотипность, его пустота. Из сказанного не следует вывод, что
эти знаки не заслуживают внимания. Обучение было бы несовершенным и даже
невозможным, если бы оно не осуществлялось посредством светских знаков. Они
пусты, но эта пустота как некая формальность, которую мы нигде не встретим,
придает им ритуальное совершенство. Только светские знаки способны породить
нечто вроде нервного возбуждения - выражение влечения, произведенного на нас
людьми, умеющими их подавать4. * * *

Второй круг-мир любви. Встреча Шарлю- Жюпьена заставляет читателя
присутствовать при величайшем обмене знаками. Влюбиться - означает
индивидуализировать кого-либо посредством знаков, которые тот несет или
излучает, то стать чувствительным к ним, обучиться этим знакам (такова
медленная индивидуализация Альбертины в группе девушек). Возможно, дружба и
питается наблюдением или беседой, но любовь рождается и питается безмолвной
интерпретацией. Любимое существо является знаком, "душой"; оно выражает
некий возможный мир, незнакомый нам. Любимый содержит в себе, утаивает,
держит взаперти мир, который необходимо расшифровать, т.е. интерпретировать.
Речь идет даже о множестве миров; плюрализм любви состоит не только во
множестве любимых существ, но и во множестве душ или миров в каждом из них,
Любить - это пытаться объяснить и 4 CGy, III, 547-555 33 развернуть те
неведанные миры, что свернуты в любимом существе. Поэтому мы легко
влюбляемся в женщин не из нашего "мира", они могут даже не принадлежать
нашему типу. Поэтому-то любимые женщины часто связаны с пейзажами, которые
мы помним только для того, чтобы желать их отражения в ее глазах. Но и
пейзажи отражаются так таинственно, что предстают перед нами как
неизведанные и недоступные страны: Альбертина свертывает и заключает в себе,
соединяет "пляж и прибой волн". Как могли бы мы еще достичь пределов, где
пейзажи - это уже не то, что мы видим, но, напротив, то, где видят нас?
"Если она меня видела, чем я мог ей представляться? Из недр какого мира она
на меня смотрела?"5.
Итак, существует противоречие любви. Мы не можем интерпретировать знаки
любимого существа, не проникая в миры, которые не ожидали нас для того,
чтобы появиться, они возникли с другими людьми - где мы являемся поначалу
лишь объектами среди других. Любовник желает, чтобы любимое существо ему
посвящало свои особые знаки внимания, свои жесты и свои ласки. Но в тот
самый момент, когда жесты любимого существа обращены к нам и нам
предназначены, они выражают еще и этот исключающий нас незнакомый мир:
Любимый одаривает нас знаками предпочтения, но так как они подобны тем,
которые выражают миры, частью которых мы не являемся, то каждый полученный
нами особый знак внимания, обрисовывает образ возможного мира, где другие
могли бы быть или являются предпочитаемыми. "Тотчас ревность, как если бы
она была тенью его любви, усилилась вдвойне этой новой улыбкой, которую она