"Михаэль Деген. Не все были убийцами (История одного берлинского детства) " - читать интересную книгу автора

Дверь для прислуги была обита железом. Нам пришлось затратить довольно
много времени, чтобы ее открыть - видимо, жар покорежил железную обивку.
Наконец матери удалось повернуть ключ в замочной скважине. Мы очутились на
лестничной площадке черного хода и вышли на улицу. Ну наконец-то и в наш дом
тоже попало! Мною овладело непонятное спокойствие. Внутреннее напряжение
исчезло. Откуда-то появилась уверенность, что с нами не случится ничего
плохого.
Вокруг творилось что-то страшное. Изо всех окон вырывалось пламя, дым
становился все гуще, взрывы гремели не переставая. Удивительно, но зенитки
вообще перестали стрелять. Только слышался глухой рокот моторов
самолетов-истребителей, да время от времени в небе появлялись
"рождественские елки" - так назывались осветительные ракеты, которыми
истребители освещали район бомбардировок. Вдруг раздался оглушительный
треск. Казалось, шатается весь Курфюрстендам. Поднявшийся ветер разогнал дым
и пыль, и мы увидели - большие угловые дома просто исчезли. Их больше не
было. На улице - никого, кроме нас с матерью. Совсем одни, мы стояли и
смотрели на происходящее.
Вокруг грохотало, трещало, гремело. Страха мы не испытывали, было
только чувство глубокого удовлетворения. Мы в любое мгновение могли
погибнуть от разорвавшейся поблизости бомбы, от любого случайного осколка.
Но мы знали - с нами ничего не случится. Я чувствовал себя неуязвимым, я был
уверен, что могу перенести все, и это придавало мне силы.
Это ощущение сохранилось у меня до сегодняшнего дня. Со временем оно
бледнеет, стирается, но я все еще помню запах гари, вкус пыли, которая
скрипела на зубах.
Сколько времени мы стояли так, я не помню. Помню только, что откуда-то
внезапно появилась Дмитриева и в чем-то тихо убеждала мать. Помню еще, что я
был поглощен тем, что творилось вокруг, и не прислушивался к их разговору.
Очнулся я лишь тогда, когда мать, тоже тихо, отвечала Людмиле. "Лона не
может взять нас к себе. Она говорит - наши отношения хорошо известны
гестапо. Уж во всяком случае там знают, что ей достался магазин мужа, и
подозревает, что за ней ведется постоянное наблюдение".
"Думаю, что наблюдением они не ограничились. Ее уже наверняка пару раз
допрашивали", - сказала Людмила. - "Гестапо постоянно ужесточает свои
действия. Они быстро расправляются с теми, кого подозревают. Скорее всего,
это лишь предлог для отказа. Я понимаю - Лона просто боится брать вас к
себе. Мне понадобится пара недель, а потом я опять смогу взять вас. Не могли
бы вы обратиться к Карлу Хотце? Он очень находчивый человек. У вас есть
номер его телефона?"
"Нет", - ответила мать. - "Мы всегда связывались с ним через
Беге-Фауде-Фуркерт".
"Кто это?"
"Лона. Она три раза была замужем"
Я посмотрел на Дмитриеву. Опять эта скрытая усмешка в глазах! Однако
вечного мундштука с сигаретой во рту не было. Без него она выглядела просто
голой.
"Откуда" - думал я - "ей так хорошо известны действия гестапо? Откуда
она знает, за кем следят, а за кем - нет? Еще в самом начале нашего
знакомства она не делала секрета из того, что у нее контакты с членами
партии. Но насколько эти контакты тесные? Почему она помогала нам? И почему,