"Михаэль Деген. Не все были убийцами (История одного берлинского детства) " - читать интересную книгу автора

если она действительно была агентом гестапо, нас до сих пор не арестовали?"
Несколько раз я пытался выставить Дмитриеву в неприглядном свете перед
матерью. Прямо о своих подозрениях я говорить не мог - я мог лишь намекнуть
на них. Однако мать ни о чем и слышать не хотела.
"Живем мы здесь или нет?" - говорила она в таких случаях. - "Неужели
она собирается сдать нас гестапо? Может, она использует нас в каких-то своих
целях? Зачем ей это нужно? Я даже не хочу говорить о том, какой опасности
подвергается Людмила, пряча нас. К тому же она - русская и была замужем за
евреем".
Мать говорила убедительно. А рассказывать о ночных посещениях
людмилиной спальни мне не хотелось.
"Я не имею права давать вам номер телефона Карла Хотце. Ну да ладно,
рискну".
Дмитриева вытащила из своей сумки из крокодиловой кожи небольшую
записную книжку и карандаш в серебряном футлярчике, что-то написала и
оторвав листок, протянула его матери. "По крайней мере, у вас ничего не
сгорело - ведь все ваши вещи с вами. А я, честно говоря, жалею только о моем
рояле - это был настоящий "Бехштайн".
Дозвониться до Хотце матери так и не удалось. И до Лоны тоже. Никто не
отвечал. Мы стояли у телефонной будки и пытались что-то придумать
Повсюду валялась домашняя утварь, горящие обломки мебели. Люди
оттаскивали свое добро поближе к проезжей части улицы, чтобы спасти от огня.
Какой-то человек с совершенно безумным видом подбежал к телефонной будке.
"Санитар, санитар!" - не переставая, кричал он. Он в исступлении вырвал из
будки телефонный аппарат и швырнул его на тротуар. И побежал дальше,
выкрикивая те же слова. Мы тоже пошли прочь от телефонной будки. За порчу
народного имущества полагалась смертная казнь. Но на наше счастье, тогда
такого приказа еще не было. А кроме того, кому было об этом рассказывать?
Разве что американским пилотам...
Мы шли очень быстро, почти бежали. Куда - мы и сами не знали. Незаметно
для себя мы очутились на Моммзенштрассе. От быстрой ходьбы мы запыхались. И
тут мы услышали - рядом с нами тоже кто-то тяжело дышал. Женщина среднего
возраста бормотала негромко, как бы про себя: "Этот парень, наверное,
свихнулся! Небось, с фронта пришел! А какие тут могут быть санитары? У
бедняги, может, вся семья погибла!"
Мы остановились. Мы просто не могли больше. Но Дмитриеву, казалось, эта
гонка ничуть не утомила. Даже сигарету изо рта не вынула.
Женщина, не замедляя быстрой ходьбы, все говорила и говорила. Вконец
запыхавшись, она тоже остановилась, не переставая говорить.
"Наверное, домой в отпуск пришел, а тут всю семью бомбой... И теперь он
думает, что на улице найдет какую-то помощь - он же должен что-то как можно
быстрее сделать для своих!"
"Не кричите так громко", - попросила Дмитриева.
"Но ведь отбоя еще не было", - возразила женщина. - "Вы думаете,
кто-нибудь из бонз рискнет появиться на улице до отбоя?"
"Не останавливайтесь, идите дальше. Не то мы все опять попадем в самое
пекло!" - сказала Дмитриева. Ее русский акцент стал как-то особенно
отчетлив. Но женщина, казалось, этого не заметила.
"Не дадите ли сигарету?"
"Это моя последняя", - ответила Людмила.