"Ион Деген. Из дома рабства" - читать интересную книгу автора

заслуженно считался лучшим офицером бригады. Абрам Коган погиб осенью 1944
года.
Всеобщий любимец бригады - механик-водитель гвардии старшина Вайншток.
Однажды по приказу очень высокопоставленного идиота мы чуть ли не целый день
проторчали на исходной позиции под бешеным огнем немцев. Нервы уже на
пределе. И вдруг на башню своего танка взобрался старшина Вайншток и стал
отстукивать такую чечетку, что мы ахнули. И вообще, какое значение имеют все
эти взрывы снарядов, и фонтаны грязи вперемежку с взлетающими в воздух
деревьями, и подлое фырчание осколков, если красивый смуглый парень в этом
аду может так лихо отплясывать чечетку. Стоп! Это память прервала мой
рассказ.
Был в нашем батальоне славный юноша с тонким интеллигентным лицом -
гвардии младший лейтенант Габриель Урманов. Родом из Узбекистана. Узбек, так
мы считали. Но откуда у узбека имя Габриель? Уже значительно позже я узнал о
существовании бухарских евреев. А познакомился с ними только в Израиле. Не
знаю, успел ли Габриель Урманов услышать переданное комбригом по радио
поздравление по поводу награждения его орденом Ленина. Именно в этот момент
болванка зажгла танк Урманова. Как и в случае с Ицковым, я ничего
определенного не могу сказать о национальности этого храброго
офицера-танкиста.
Поздней осенью 1944 года ко мне во взвод командиром танка прибыл
лейтенант Сегал. Вероятно, ему было бы значительно легче, если бы его
командиром был злейший антисемит. И это при том, что я делал скидку на
старость Сегала. Ему было 32 года. Танкистом он стал недавно, окончив курсы
усовершенствования командного состава. До этого он служил в войсках НКВД.
Все меня раздражало в лейтенанте Сегале - и мешковатый комбинезон, и
чрезмерно широкие голенища кирзовых сапог, и втягивание головы при каждом
разрыве снаряда, а главное - боязнь его ехать на крыле танка, как это
положено на марше каждому командиру. Меня не устраивало, что Сегал был не
более труслив, чем большинство офицеров батальона. Нет! Почему он не так же
бесстрашен, не так же ярок, не так же блестящ, как Коган и Вайншток? Почему
он, по меньшей мере, не так же храбр, как комбриг Духовный, или начальник
первого отдела штаба гвардии майор Клейман? Не знаю, уцелел ли гвардии
лейтенант Сегал. Но, да простит он мне мою глупость, умноженную на комплекс
еврейства.
Я написал, что, возможно, интерполирую на других свои чувства, говоря о
мотивах бессмысленной бравады, демонстрируемого бесстрашия и тому подобного.
Но, кажется, у меня есть основания для обобщения.
Недавно я с удовольствием прочитал честную и талантливую книгу Ларского
"Записки ротного придурка". Сквозь добрый юмор, сквозь еврейскую иронию,
которыми Ларский пытается приглушить рвущиеся из него чувства, явно
проступают все те же побудительные причины видимого бесстрашия - кроме всего
прочего, доказать, что евреи не отсиживались в Ташкенте.
Ну и что, удавалось доказать? Даже в нашей бригаде, где было очевидным
участие евреев в самом лучшем, в самом активном качестве, можно было
наткнуться на типичное для всей страны абсурдное осуждение евреев.
Однажды, крепко выпив, мой комбат гвардии майор Дорош, человек хороший,
с некоторым налетом интеллигентности, в порыве благорасположения ко мне
сказал: "Знаешь, Ион, ты парень очень хороший, совсем не похож на еврея".
Потом, протрезвев и видя мою реакцию на этот "комплимент", он долго