"Даниэль Дефо. Счастливая куртизанка, или история жизни и всевозможных превратностей судьбы мадемуазель Де Бело, впоследствии именуемой графиней де Винцельсгейм германской, она же особа, известная во времена Карла II под именем леди Рокс" - читать интересную книгу автора

забыла сказать, что месяцев за шесть или за семь до того, как меня бросил
муж, над моим братом разразилась та самая беда, о которой я упоминала ранее,
а именно - он обанкротился, попал за долги в тюрьму и - что хуже, - как я о
том узнала с великим сокрушением, ему предстояло после того, как он
достигнет согласия со своими кредиторами, выйти из нее чуть ли не нищим.
Недаром говорят, что беда одна не приходит. Вот и со мной так
случилось, муж меня бросил вскоре после того как единственный из оставшихся
в живых моих родственников обанкротился и, следовательно, не мог служить мне
опорой. Итак, потеряв мужа и оставшись с пятью малыми детьми на руках без
каких бы то ни было средств к их пропитанию, я очутилась в положении столь
ужасающем, что никакими словами нельзя описать.
У меня еще оставались - а принимая во внимание обстоятельства, в каких
мы жили прежде, иначе и быть не могло, - кое-какая серебряная утварь и
драгоценности. Муж мой удрал прежде, чем мы в конец обнищали, так что ему не
пришлось, как обычно поступают в подобных обстоятельствах мужья, еще и
ограбить меня напоследок. Но в те долгие месяцы, когда я еще рассчитывала,
что он вернется, я потратила всю нашу наличность, и вскоре мне пришлось
продавать одну вещицу за другой. То немногое, что обладало подлинной
ценностью, таяло со дня на день и перед моим мысленным взором открылась
картина мрачного отчаяния: вскоре, говорила я себе, мне придется быть
свидетельницей голодной смерти моих малюток. Предоставляю судить о моем
душевном состоянии женщинам, обремененным большим семейством и привыкшим,
подобно мне, жить в довольстве и на широкую ногу. Что до моего мужа, я уже
потеряла всякую надежду когда-нибудь, его увидеть, да хоть бы он и вернулся,
разве он в силах был мне помочь? Ведь он и шиллинга бы не заработал, чтобы
облегчить нашу нужду; для этого у него не было ни умения, ни хотения. С его
куриным почерком он даже в писари не годился? Да что почерк - он и читать-то
толком не умел! - в правописании же смыслил столько, что двух слов не мог
написать без ошибки. Безделье было его величайшей усладой, он мог полчаса
сряду стоять, прислонившись к столбу, и - подобно драйденовскому крестьянину
{8}, что насвистывал затем, что ум его не был обременен ни единой мыслью, -
беспечно попыхивать своей трубкой. И это тогда, когда остатки нашего
состояния уже заметно таяли, когда семью уже подстерегал голод, когда все
мы, можно сказать, истекали кровью! А ему и горя было мало. Он даже не
задумывался, где добудет еще один шиллинг, когда уплывет уже самый
последний.
Поначалу я думала, что буду по нем тосковать, но, так как я не могла
забыть его характера, утешилась гораздо раньше, чем ожидала; но все равно, с
его стороны было бесчеловечно и жестоко - бросить меня так, без всякого
предупреждения, даже знака не подав о своих намерениях! Но особенно меня
удивило, что он не прихватил и тех жалких денег, какие у нас еще оставались,
- не мог же он не знать хотя бы за несколько минут до своего бегства, что
покидает дом навсегда! Ведь нужны были ему деньги, хотя бы на первое время:
а он ничего не взял. Меж тем я поклясться готова, что он при себе имел не
более пяти гиней. Все, что я знала, это то, что он оставил на конюшне свой
охотничий рожок (тот самый, что он именовал валторной), а также охотничье
седло; взял же он нарядную упряжь и узорчатую попонку, которыми не имел
обыкновения пользоваться, когда отправлялся на охоту; еще он прихватил с
собой ящик с пистолетами и прочим снаряжением; один из его слуг взял седло -
правда, простое - и тоже пистолеты, а второй - ружье. Из всего этого я могла