"Даниэль Дефо. Счастливая куртизанка, или история жизни и всевозможных превратностей судьбы мадемуазель Де Бело, впоследствии именуемой графиней де Винцельсгейм германской, она же особа, известная во времена Карла II под именем леди Рокс" - читать интересную книгу автора

отплатила бедняжке самой скверной монетой.
Словом, Эми (так звалась моя служанка) посоветовала мне призвать эту
бедную женщину. Нужда моя достигла крайнего предела, и я решила послушать ее
совета. Но в то самое утро, что я надумала за нею послать, ко мне вдруг
является старая тетушка и приводит с собой эту женщину. Как оказалось,
добрая старуха, проникнувшись ко мне участием, тщетно пыталась еще раз
поговорить обо мне с родственниками.
Можете судить о моем состоянии по тому, в каком виде они меня застали.
У меня было пятеро детей, причем старшая еще не достигла десятилетнего
возраста; в доме у нас оставался всего лишь один шиллинг, но я послала Эми
продать серебряную ложку и на вырученные деньги купить мяса; я сидела на
полу в гостиной среди кучи тряпья - простынь и прочего, перебирая его в
надежде найти что-нибудь, что можно было бы продать или снести в ломбард;
при этом я так рыдала, что, казалось, вот-вот, у меня разорвется сердце.
В эту-то минуту они и постучались. Думая, что это вернулась Эми, я даже
не поднялась, а так и сидела среди своей ветоши. Кто-то из детей открыл
дверь, и обе посетительницы вошли прямо в комнату, где, как я сказала,
застали меня в слезах. Можете представить, как меня удивило их появление - в
особенности той, за которой я как раз собиралась послать! Когда они увидели
неубранную комнату, разбросанное по полу тряпье, посреди которого я сидела с
глазами, опухшими от слез, и когда, сверх того, узнали, чем я была занята и
с какой целью, они, подобно трем утешителям Иова {9}, сели рядом со мной на
пол и долго не могли из себя и слова выдавить и только плакали так же горько
и безутешно, как я сама.
По правде говоря, в разговорах не было особенной надобности, все было и
без того слишком очевидно; та, что еще недавно ездила в собственной карете,
сидела сейчас перед ними в пыли, среди лохмотьев; пышная, статная красавица
превратилась в остов и чуть не умирала с голоду; на месте богато
обставленных комнат, украшенных картинами, зеркалами, лепными потолками и
всевозможными безделушками, зияли голые стены и пустота, так как большая
часть мебели пошла домовладельцу в счет арендной. платы или была продана
мною для того, чтобы купить самое необходимое; словом, куда ни падал взор,
всюду он встречал нищету и убожество; есть мне было совершенно нечего - не
могла же я, следуя примеру несчастных женщин осажденного Иерусалима {10},
приняться за поедание собственных детей!
Покуда эти две добрые души сидели рядом со мной, молчаливо разделяя мое
горе, вернулась моя служанка Эми. Она принесла несколько бараньих ребрышек
да два больших пучка репы, из которых собиралась приготовить рагу, на обед.
Я же была так потрясена появлением моих двух друзей (ибо это были истинные
друзья, даром что бедные) и тем, что они меня видят в таких обстоятельствах,
что принялась снова плакать изо всех сил и еще долгое время не могла
вымолвить ни слова.
Видя такое мое состояние, они отвели Эми в сторонку и принялись ее
расспрашивать. Эми рассказала им все, обрисовав мое положение с такой
трогательностью и выразительностью, на какие сама я не была бы способна.
Рассказ ее так подействовал на слушательниц, что старая тетушка подошла ко
мне и с трудом выговорила сквозь слезы: "Послушай, родная, этак нельзя
оставить дело, надо что-то придумать, да поскорей - кстати, где родились
ваши дети?" Я назвала приход, в котором родились первые четверо, - пятый же
родился уже здесь, в этом доме; кстати говоря, мой домовладелец, который