"Ю.Давыдов. Шхуна "Константин" " - читать интересную книгу автора

теней от такелажа и мачт, всплесков и рубиновых огоньков цигарок хороводили
призраки-видения, у каждого разные, у каждого свои...
Сухопутные призраки трусливы: они бегут при петушином крике. Призраки
морские дисциплинированны: они исчезают, заслышав голос корабельного
начальства. Так и теперь. Бутаков окликнул штурмана, штурман отозвался:
"Подходим!" - и все сгинуло, па шхуне заговорили, задвигались.
Остров Барса-Кельмес означился на облуненном море томным темным пятном,
и тотчас, как красный петух, взлетел над кораблем фальшфеер.
- Якши! - одобрительно заметил Бутаков, не оборачиваясь, но зная, что
зажигать фальшфееры, бумажные гильзы, набитые горючим составом, должны унтер
Абизиров и матрос Абдула Осокин.


8

В каплях соленой влаги дробился солнечный луч; казалось, что из обломка
каменного угля рвется издревле затаившийся пламень.
Море бормотало - старик, впавший в детство. Седые лохмы водорослей,
легкие и ломкие, разметывались по блеклому песку. Пахло нагретым
известняком, как на развалинах. Чайки не кричали, не выстанывали, не
заливались хохотом, а реяли молча, лишь изредка издавая какой-то звук,
напоминавшим скрип дверных петель.
Шевченко тронул пальцем черный камень.
- То-то обрадуется, а?
Вернеру не надо было объяснять, кто обрадуется. Да, Алексеи Иванович
спит и видит пароходство на Арале, с парусными, говорит, судами не многое
сделаешь для освоения моря и всего края. А для пароходов нужен уголь. Стоило
только заговорить о паровых судах, об угле, как округлое и добродушное лицо
начальника экспедиции принимало мечтательно-восторженное выражение. Вчера,
оставляя Барса-Кельмес, где на шхуну приняли изголодавшихся и порядком
напуганных геодезистов, Алексей Иванович толковал, что, по слухам, на
полуострове Куланды кочевники находили "горючий камень".
Переход от Барса-Кельмеса до полуострова Куланды был спокойным. Ветер
усердно полнил паруса, шхуна пробежала весь путь часов за восемь с небольшим
и около полуночи стала на якорь у овражистого мыса. А нынче, едва рассвело,
лейтенант, снедаемый нетерпением, поднял на ноги топографов, минералога,
матросов.
Съехали на берег. Было чем полюбоваться: раковины крупные, как вазы,
кустарники, камыши, простор, открывшимся с утеса, - море как степь, и степь
как море... Шевченко жмурился, улыбался, отирал пот со лба, ветер ворошил и
путал его бороду. И не было во всей его, Шевченко, стати, но всем его облике
не было ничего страдальческого, была в нем бодрая сила, спокойная
уверенность, и весь он был такой светлый, такой радостный, что Томаш Вернер
поглядывал на него почти с завистью.
- Седай, Хома. - Шевченко ласково потянул Вернера за рукав. - О так,
добре.
Они сели на бурый песчаный бугор, их плечи соприкасались. Над камышами
блаженно дрожали стрекозы, рядом, за бухточкой, солидно похлопывали крыльями
вороны, обожравшиеся саранчи.
Еще в Раимской крепости завелось у Шевченко обыкновение беседовать с