"Ю.Давыдов. Шхуна "Константин" " - читать интересную книгу автора

чудилось матросам, пахло верблюдом.
Уже несколько дней Акишев, Макшеев и шестеро матросов вели
инструментальную съемку острова Барса-Кельмес. Когда Барса-Кельмес видишь с
моря, он удручает невозмутимой геометрической ровностью берегов. Кажется,
отбил их педант землемер, ничего не смыслящий в мореходстве. Судну у
Барса-Кельмеса укрыться трудно - ни заливов, ни бухт. Высадив геодезистов,
Бутаков ушел от Барса-Кельмеса, обещая вернуться дня через три-четыре. Так
бы оно и получилось, если б не шторм.
А шторм не прекращался. В дневном небе не показывались голубоватые
чистые промоины, которые на Арале обещают добрую погоду. В ночном небе не
было звезд. Но, и не прикидывая по звездам, можно было угадать, что станется
с горсткой люден на необитаемом острове, если шхуну загубит буря...
- В Индейском океане ураган зачинается не по-здешнему, - говорил унтер
Клюкин, заслоняясь ладонью от жаркого огня. - Своим, понятно, обычаем. Что
город, то норов, а тут оки-ян! Ну, стало быть, так это происходит в
Индейском океане. После светлого воскресенья, как, значит, ободняло, воздух
в глотках увяз, поперхнулись мы воздухом-то, ей-богу, прямо-таки, братцы,
нечем дышать, хоть плачь, ей-богу.
Парфен долго и подробно толковал об урагане, который ему пришлось
пережить лет семь назад на транспорте "Або". Речь его была неторопливой,
торжественной и как бы окутана некоторой таинственной гордостью, словно бы
он, Парфем Клюкни, был причастен к возникновению стихийных бедствии.
Матросы слушали его не перебивая, но думая поначалу о другом да и не
сознавая, к чему клонит долговязый унтер. Только уж под конец, когда Клюкни
стал говорить, каким манером старшин офицер транспорта, их благородие
Алексей Иванович Бутаков, привел все же парусник к Никобарским островам,
несмотря на то что ураган перебил рангоут и снес мачты, только тогда
Парфеновы слушатели осознали главную его мысль. А мысль эта была та, что ни
черта со шхуной "Константин" приключиться не может, потому как командиром -
Алексеи Иванович Бутаков, ничегошеньки он не сделается, шхуне "Константин",
придет она к Барса-Кельмееу, шут его возьми.
И опять сладилось чаепитие. И разговоры сладились совсем не об утопших
в морях, не о крушениях корабельных, а домашние и мирные.
Аверьян Забродин, матрос первой статьи, горбоносый и чернявый, Москву
вспомнил, где жил дворовым у барина, отставного майора. Вот и начал про
башню Сухареву, которая "ни дать ни взять корабль адмиральский", и про
гулянье на масленицу у Ново-Девичьего монастыря, когда такая потеха, такое
веселье, что "просто, ребятушкн, разлюли-малина", и про Марьину рощу, где
куковала кума его, "цветик-цветочек, вот те крест"...
А Иона Полетаев, матрос тоже первостатейный, но, в отличие от Аверьяна,
мужик застенчивый, легко краснеющий, и прозванный еще в Кронштадте
Ионой-тихоней, качал головой и кротко замечал:
- Мо-осква, оно так, да только соблазну много. А ежели вот окрест
Калуги, скажем, - леса-а-а... Ах, милые вы мои, какие леса-а-а!..
Даже Густав Терм, молчальник-эстонец, и тот разговорился. Оказалось,
земляк он не кому иному, как его высокопревосходительстку адмиралу
Беллинсгаузену, с одного они с Густавом острова - с Эзеля, что в Балтийском
море.
- Земляки? - удивился Клюкин. - Вона что, брат! Так какого же лешего ты
к нему не запросился? Глядишь, в денщиках бы бока отлеживал.