"Ю.Давыдов. Шхуна "Константин" " - читать интересную книгу автора

Если сорвет с якорей, шхуна неминуемо погибнет; они ушли слишком
далеко, чтобы посуху, пустыней добраться до Рапма... Если сорвет с якорей,
все полетит к чертовой матери, а те, на острове Барса-Кельмес, перемрут
голодной смертью - запасов-то у них на неделю, не больше.
Бутаков достал часы, штурман Поспелов поднес фонарь. Было около
полуночи, до рассвета оставалось тысяча лет. Пусть бы и шторм гремел, лишь
бы рассвело, во тьме беда всегда круче.
Шевченко сидел в каюте, прислушиваясь к гулким ударам волн, и вдруг
вспомнил, как Брюллов показывал ему рисунок художника Гагарина. Рисунок этот
беглый, неотделанный, Шевченко увидел и позабыл, а тут вдруг припомнил. На
рисунке была корабельная каюта, за столом - кудлатым Карл Павлович Брюллов и
востролицый, с приглаженными волосами командир брига "Фемистокл" Корнилов. В
углу приткнулась стойка с курительными трубками, еще что-то. Брюллов вытянул
ноги и скрестил руки, Корнилов запахнулся в халат... Шевченко усмехнулся: в
каюте "Константина" так-то не рассядешься, и не только что нынешней ночью,
айв красные дни. Почему-то вспомнился этот гагаринский набросок, сделанный
лет пятнадцать назад на борту брига, возвращавшегося из Средиземного моря в
Черное... Может быть, потому, что Тарас Григорьевич как раз перед штормом
задумал изобразить в альбоме каюту "Константина".
Странное дело: Шевченко точно бы и не страшила ночная буря. Он сознавал
опасность, но оставался спокойным. Была и нем уверенность в благополучном
исходе и этой штормовой ночи, и всего плавания. С первых же дней, как только
начались промеры глубин, съемка и опись берегов и жизнь корабельная пошла
размеренной чередою, а они с Вернером привыкли к качке, Шевченко предался
работе и нашел в ней нечто родственное своим занятиям в ученой архивной
комиссии на Украине. Ничего в аральских пейзажах не было живописного в том
смысле, какой вкладывали в это понятие любители "роскоши и неги натуры", но
своя, особая, не сразу приметная прелесть, напоминавшая задумчивый перезвон
колокольцев где-нибудь на степном шляхе, таилась в унылых линиях берегов,
полуостровов и заливов, и, должно быть, именно такое звучание пейзажа
трогало и привлекало Шевченко.
Он лег навзничь, вытянулся, заложив руки за голову. Подвесной фонарь
раскачивался, перебрасывая тень Томаша Вернера. Томаш подобрал колени,
положил толстую тетрадь и старался читать что-то записанное в ней, но часто
отрывался и тоже прислушивался к орудийному грохоту шторма, к скрипу и
стонам корабля.
Шхуну бросило на левый борт. Вернер опрокинулся, растопырив руки и
выронив тетрадь. В ту же минуту в дверях наискось повис фельдшер Истомин.
Лицо у него было белое, губы дрожал".
- С одного якоря! - заорал фельдшер и рубанул ладонью воздух.


6

- После светлого воскресенья так уж гульнуло, так гульнуло!.. - Парфен
Клюкин сплюнул в огонь и большим пальцем показал через плечо. - В сейчашнее
время, само собой, тоже, а все ж тому, что тогда, верите, братцы, ни в один
градус. Понимать надо: окиян...
Матросы сидели у костра полукругом, спиной к морю, словно бы не желая
видеть штормовое безобразие. Саксаул горел охотно и жарко, от огня, как