"Юрий Владимирович Давыдов. Земная Атлантида" - читать интересную книгу автора

отряда, и сам этот отряд что ж иное, как не выражение нашего сочувствия?
- Знаю, - перебил Леонтьев, - благое дело. Но вот обо мне... Не
взыщите, самолюбие мое действительно страдает. Поручик Леонтьев -
авантюрист! Я и раньше слыхивал то же: когда приехал в Петербург с первым
эфиопским посольством. Говорят, министр Витте изволил выразиться:
оффенбаховское, мол, посольство, а Леонтьев руки на нем греет. Противно-с,
ей-богу. Ну а потом, что же предосудительное совершил отставной поручик
Леонтьев? Да, стал военным советником императора Менелика. Да, был в
сражениях, в дни кампании не засиживался... - Он поджал губы, подумал,
сказал просто и доверительно: - И этим горжусь.
- Очень вас понимаю, - искренне ответил Булатович. - И завидую. Теперь
что ж? Отряду нашему дело, разумеется, найдется, а я... Кстати, Николай
Степанович, вот что еще хотел спросить вас. Совсем как-то из виду выпустил
вашу обмолвку...
- Какую?
- Да про Петербург. Вы, кажется, сказали, что в столице будете?
- Шествие мое видели? - улыбнулся Леонтьев. - Слона с погонщиком да
этих калик перехожих? Видели? Ну, так вот, калики сии - пленные итальянцы. Я
вызвался препроводить их в Джибути. А слон... О, это храбрец! Стоило
поглядеть на него в бою! Император шлет его в подарок нашему государю. А я
вам по секрету скажу: неловко как-то, верите ли, эдакого-то воина
заслуженного да в клетку... "По улицам слона водили"... Ей-богу, неловко. -
Леонтьев хмыкнул в усы. - Ну-с, и дипломатическое есть поручение: войти в
переговоры с Италией относительно условий мира... Впрочем, ладно, это потом.
Скажите: наши где? В Хараре? Так-так... А сколько людей идет?
Выслушав Булатовича, Леонтьев спросил бумаги.
- Я вам, Александр Ксаверьевич, несколько рекомендательных писем к
друзьям своим напишу. Император, конечно, ждет не дождется наших, но в
столице, как и на "брегах Невы", рекомендательные письма весьма полезны...
Час спустя Зелепукин подвел офицерам оседланных лошадей.
- До скорой встречи. - Леонтьев пожал руку Булатовичу.
- Буду ждать, Николай Степанович.
И они разъехались, взвихряя горячую красноватую пыль.

2

Каково, брат?
Меднолицый, косая сажень в плечах, Зелепукин, не оборачиваясь, роняет в
бороду:
- Да уж, ваше благородь, не в Красное на рысях ходить...
Не в Красное, верно... Совсем не похоже на форсистый марш
лейб-гвардейцев из столичных питерских казарм в лагеря красносельские. И-эх,
и разлюли малина! Трубачи играют, горит амуниция, начищенная пути-помадой, и
так ладно, слитно, крепко идет поэскадронно весь лейб-гусарский.
Да-а, думает свою думу Зелепукин, что было, то сплыло. А вот не желаете
ль из Джибути в Харар на верблюдишках? Ни много ни мало триста пятьдесят
верст, пропади они пропадом. Верблюд не конь, на верблюде что на море в
качку. Затылок ломит, точно обухом тюкнули, в глазах мальтешение, виски
стучат, как машина в ходу, и дремлется, дремлется, словно бы на веках гирьки
понавешены. Чем дальше от моря, тем жарче, дух, спирает, ни дать ни взять -