"Юрий Владимирович Давыдов. Земная Атлантида" - читать интересную книгу автора

трудом?.. Он тяжело вздохнул и проговорил, не глядя на Зелепукина:
- Вот видишь, братец...
Зелепукин на аудиенции у негуса не был, планы начальства знать не знал,
а потому, разумеется, "видеть" ничего не мог, но он понял, что Александр
Ксаверьевич, что называется, не в себе, и утешил его не мудрствуя:
- А вы, ваше благородь, не убивайтесь. Это так, в горячах... А после,
глядишь, оно и того... образуется.
- Образуется! - вскипел Булатович. - Экий дур-рак!
Вокруг же все было по-прежнему, будто ничего и не произошло, будто и не
постигло никакое фиаско поручика Булатовича.
За низкими плетнями во дворах жужжали веретена. Из хижин кожевенников
несло кислятиной, слышно было, как переговаривались и шутили мастера,
занятые выделкой богатых чепраков и седел, футляров для походных рогов с
медами и напитками, ножен для сабель, всяческих добротных и в хозяйстве
нужных вещей. Ювелиры, щуря глаз, корпели над брошками и кольцами, потные
оружейники оттачивали клинки. Женщины шли к реке, делившей Аддис-Абебу на
неравные части; там, на бережку, каждая прачка выроет ямку, наподобие
лохани, выстелит ее козьей шкурой, чтобы вода в песок не уходила, и начнет
постирушку: станет белье ногами топтать, потом, заголив руки, звеня
браслетами, будет мылить его мылким домашним мылом, потом полоскать в
быстрой, холодной речке. И тут уж смеху да прибауток не оберешься...
А поручику Булатовичу какой смех! Заперся он у себя и приказал
Зелепукину не пускать к нему ни единой души. Весь вечер запивал поручик
горькое свое настроение плохим греческим коньяком. Плохой коньяк, будь он
неладен, а плочено полтора талера за бутылку.
И на другой день, и на третий глядел Булатович тучей.
Но потом... потом осенил его новый замысел: придумал он, на что
употребить шестимесячный свой отпуск. Придумал и повеселел.

6

Прежде Вальде-Тадик служил в армии. Золотая серьга сверкала в его
правом ухе, свидетельствуя, что солдат не кланялся итальянским снарядам, не
бегивал итальянских пуль.
Теперь он нанялся старшим проводником к русскому путешественнику и,
хотя знал, что боевых наград не выслужит, был доволен, так как до смерти не
любил оседлое житьишко.
Нынче, ноябрьским днем, когда отряд Булатовича - семнадцать человек,
восемь вьючных и верховых животных - подошел к реке Дидессе, Вальде-Тадик
самозабвенно дирижировал великолепным кошачьим концертом и, дирижируя,
принимал в нем участие, что есть мочи колотя дубиной по дереву.
Над рекой ревело, свистало, верещало и ухало. Лесное эхо ошалело от
этих мятущихся, наскакивающих друг на друга, невообразимых звуков и, не
зная, что делать, просто-напросто понеслось сквозь чащу: "аааа-оооо-уууу"...
Какофония продолжалась не менее получаса. Наконец умолкла, но
аплодисментов не последовало. Булатович, Зелепукин, Вальде-Тадик,
проводники - все вытянули шеи и пристально вглядывались в речные воды.
Дидесса, приток Голубого Нила, была здесь широка и полноводна. Лес,
старый, тенистый, привольно-могучий, в лианах и в травах, скрывающих
всадника, лес как бы нехотя обрывался у реки и глядел на Дидессу с