"Юрий Владимирович Давыдов. Земная Атлантида" - читать интересную книгу автора

над Африкой белый флаг с красным крестом.
И вот он выплыл из-за холмов, белый с красным крестом флаг и показался
на Харарской дороге, немного размытой давешним ливнем, большой караван
санитаров и врачей.
Толпа зашумела пуще, задвигалась, разваливаясь надвое, становясь и
теснясь по обеим сторонам дороги.
Отнюдь не парадным маршем двигался отряд Русского общества Красного
Креста. Девятьсот верст пути дались крайним напряжением сил. В выгоревших
одеждах, в разбитой обувке шли по Харарской дороге врачи, шли
фельдшеры-студенты, солдаты-санитары - шестьдесят русских, покинувших свои
семьи и больницы, кафедры и госпитали, чтобы оказать помощь африканской
стране.
Солдаты взяли ружья на караул, копьеносцы воздели копья, народ
преклонил колена, как при встрече победоносного полководца. Потом все
смешалось, и в окружении мужчин, женщин, детей, стариков, при колокольном
звоне монастыря Святого Георгия, в реве труб и верещании флейт отряд
Красного Креста вступил в Аддис-Абебу. И не помешала никому гроза, неистовая
гроза, от которой засветились, сухо потрескивая, голубоватые огоньки на
частоколах, неистовая гроза с ливнем, который сотрясал деревья, срывал с
русских медиков фуражки и взметывал, как паруса, белоснежные шаммы
эфиопов...
Отдыхали лишь двое суток.
Негус предоставил врачам поместительный круглый дом. Санитары разбили
восемь больших палаток. Жители нанесли ковров и циновок, лепешек, меду,
баранины, масла, яиц. На дворе запылали костры, в медных армейских котлах с
крышками закипела вода. В круглом доме устроили хирургическую, в одной из
палаток сложили запасы медикаментов, другую приспособили под глазное
отделение, третью - под стационар, четвертую - для заразных больных. Врачи и
санитары надели халаты. В присутствии Менелика и придворных подняли на
высоком древке флаг Красного Креста.
Верно, ни один монастырь, ни одна церковь в Эфиопии не видывали такого
стечения паломников. Ковыляли в госпиталь воины с незамысловатыми камышовыми
лубками на сломанных конечностях, тянулись слепцы, потерявшие зрение при
взрывах итальянских снарядов, брели прокаженные.
С утра и долго еще после заката, при фонарях, металлически звякали
инструменты в хирургической, слышались вскрики и оханье в палатках, и густой
дух йодоформа и сулемы держался, как облако, над госпиталем, заглушая
домовитый запах походной кухни.
В госпитале всегда было людно. Не одних лишь жителей Аддис-Абебы лечили
русские медики. С плоскогорий, выглаженных ветрами, из речных долин,
пойманных в лиановые тенета, тропами и бездорожьем, пешком и на мулах, в
одиночку и семьями сходились сюда северяне тигре и южане сидама, харари из
Харара и окрестностей его, амхарцы, самые в Эфиопии многочисленные, и люди
из племени хамир, самого, наверное, в стране малочисленного... Разноязыкий
говор звучал у стен госпиталя - то богатый гласными, плавный, как колыханье
трав на пастбищах, то бурно-восклицающий, как громкий горный ручей, то
глухо-гортанный, словно бы доносящийся из душных ущелий. И наряды, и нравы,
и привычки - многое было разным у пациентов русских медиков, но выражение
глаз одно - доверчивое и признательное.
Тысячи три, а случалось и более, приходило каждый день на эту улицу