"Юрий Владимирович Давыдов. Земная Атлантида" - читать интересную книгу автора

поклонился, император с улыбкой указал ему на стул. И странное дело: вместо
того чтобы смотреть на Менелика, смотреть во все глаза, Булатович, не
поймешь почему, воззрился на стул. А стул был самый обыкновенный,
старенький, венский, как в номере дешевой гостиницы где-нибудь на
Петербургской стороне. И при виде этого стула Булатовича опять охватило
ощущение нереальности того, что с ним происходит. Но едва он уселся, как с
неожиданной легкостью произнес давно приготовленный и заученный вопрос о
здоровье и благополучии императора Эфиопии, а едва только произнес все это,
как овладел собою и поднял глаза.
Булатович увидел пятидесятилетнего человека с умным рябоватым лицом,
чернота которого оттенялась серебрящейся бородою и кисеей головной повязки.
Одет он был вовсе не в духе "Тысячи и одной ночи", как раньше представлялось
Булатовичу: шелковая в лиловую полоску рубаха, а на плечах черный плащ с
золотым позументом.
Добродушной улыбкой темных глаз ответил Менелик на банальный, этикетом
предписанный вопрос о здравии и благополучии его величества, но голову
наклонил он при этом с царственным достоинством, и голос его прозвучал
негромко и серьезно:
- Покорно благодарю, хорошо. Благополучен ли его величество государь
Всероссийский?
Расспросы подобного рода продолжались недолго, живые темные глаза
Менелика светились добродушной иронией, словно бы говоря Булатовичу: "Что
поделаешь - ритуал. А мы-то с вами понимаем..."
И, покончив с ритуалом, Менелик заговорил иным тоном - деловито и
быстро. Булатович подумал, что так вот и должен говорить тот, кто, подобно
Петру Великому, встает на заре, едет в лес, где валят деревья и расчищают
дорогу, знает по именам мастеровых и арсенальных служителей и слезает с
коня, чтобы таскать камни для плотины.
Менелик спрашивал, сколько людей в отряде Красного Креста, что нужно
приготовить для них, скоро ль они будут в Аддис-Абебе. И, спрашивая, все
больше оживлялся, глаза его сияли, весь он так и лучился морщинками... Его
секретарь Ато Иосиф, знающий по-французски и по-русски, записывал просьбы
Булатовича в маленькую тетрадь.
Аудиенция продолжалась около часа.
У внешних ворот дворца дожидался Булатовича гусар Зелепукин. Жарко ему
приходилось. С полсотни, а то и больше людей, раненых и больных, притиснули
гусара к воротам.
- Хаким москов!
- Хаким!
И показывали искалеченные руки и ноги, обнажали раны.
- Москов, носков! - растерянно кричал Зелепукин. - Не хаким, а москов.
Хаким едут, понимаешь? Едут, говорю, понимаешь? Скоро! Жди, говорю, жди! -
надрывался гусар, стараясь втолковать эфиопам, что он хоть и москов, но не
хаким-дохтур и что "дохтуры вскорости объявятся".
Выйдя из дворца, Булатович с минуту наблюдал мучения Зелепукина, потом
поднял руку, требуя тишины, и стал объяснять, что "хакимы" недели через
две-три будут в Аддис-Абебе и что император распорядился выслать навстречу
им много мулов.
Булатович хотел было вскочить на коня, но тут поручика подхватили на
руки и понесли, ликуя, крича что-то. С Зелепукиным попробовали управиться