"Юрий Давыдов. Забытые путешественники" - читать интересную книгу автора

навсегда. Двое суток посудинка резво бежала к острову Пуэрто-Рика,
принадлежавшему в ту пору Испании. А там другой генерал, с глазами как
черные жуки, внимательно оглядел Василия, пощупал у него мускулы, подумал и
согласился отдать в обмен за него "парочку негров".
Так гарнизонный начальник из Сент-Томаса избавился от никудышного
солдата и приобрел двух негров-рабов. Так испанский генерал обзавелся для
домашнего услужения кухонным мужиком. Так Василий Баранщиков сменил хрен на
редьку и очутился на острове, где были обширные сахарные плантации, где
шелестели, точно жестяные, рослые пальмы и приторный запах патоки
примешивался к пище и табаку.
Порядок требовал инвентаризации имущества - дескать, то-то и то-то
принадлежит такому-то, - а посему на кухонного мужика следовало поскорее
наложить тавро. Четвероногое имущество клеймили в загонах, двуногое - в
казенном присутственном месте. В присутствии Василий увидел детин с
равнодушными усатыми лицами, большое, грубой работы распятие и стол, на
котором чинно выстроились клейма. Клейма были с шипами, натертыми порохом.
Шипы были расположены так, чтобы оттискивать определенный рисунок.
Василию заголили левую руку. Двое детин держали его, третий клеймил.
Слезы брызнули из глаз пленника, лицо его судорожно подергивалось, он
закусил губу и смотрел на скорбного деревянного Христа.
Восемь раз приложили клейма к руке Василия, а потом генеральский денщик
повел его в усадьбу. Дорогою они завернули в таверну, и денщик, вздохнув
участливо, поднес Василию стаканчик вина.
Несколько дней рука адски болела. Она распухла и покрылась струпьями.
Когда струпья осыпались, Василий разглядел свои "особые приметы". Самым
крупным было изображение святой Марии с розой и тюльпаном. Ниже девы Марии
встал на якорь кораблик, окруженный солнцем, полумесяцем, звездами, а на
кисти, посреди восьмиугольника, значились голубоватые цифры: единица,
семерка, восьмерка, тройка. Последнее означало, что генерал обзавелся новым
рабом в 1783 году.
Клейма были наложены, порядок соблюден, и кухонный мужик приступил к
делу. Вместе с негром-сенегальцем таскал Василий воду и сухие стебли
тростника для печи. Он мыл пол, скоблил столы, чистил медную посуду,
выгребал золу, выносил помои, и дева Мария на руке его всегда была чумазая.
На дворе духота и жара, а в кухне и вовсе пекло, и Василия мутило от запахов
чеснока, пряных соусов, бычьего мяса.
Поднимались усадебные рабы на заре, ложились около полуночи. Звезды
горели в черном небе, как факелы, море рокотало, как банджо. Снился неграм
Золотой Берег, снились Василию волжские отмели.
Короток был сон. Жестокое чужое солнце вставало над жирной чужой
землей, с чужим жестяным шелестом раскачивались пальмы под утренним бризом,
и начинался новый день в кухонном пекле.

3. Раб Ислям и капитан Христофор

Не верилось, просто не верилось в это нежданно-негаданное счастье. И,
даже когда парусник выбрал якорь, и матросы, что-то звонко прокричав,
замахали шапками, а береговые пальмы склонились в полупоклоне, даже тогда
Василию все чудилось, что генерал опомнится и велит вернуть его.
А парусник уже набирал ход. Пеньковые просмоленные ванты подхватили