"Юрий Владимирович Давыдов. Головнин " - читать интересную книгу автора

в нем русская ярость тех, у кого победа и добыча буквально уплывают из-под
носа.
Отряд Повалишина вывесил огненный заслон. Первым наткнулся на него
74-пушечный "Дристикхетен". Он шел несколько в стороне от "Не тронь меня".
Изо всей мочи бомбардировали его "Петр" и "Всеслав". Жарко приходилось
капитану Пуке. Да ведь недаром определили капитана Пуке передним мателотом,
недаром первым пустили: он идет, идет так близко, что хоть из пистолета
пали. И прорывается. Прорывается и отстреливается. Отстреливается и уходит.
И остальные близенько, гуськом, бегут за счастливцем.
Где-то вдалеке, на адмиральском "Ростиславе", еще мешкают, а тут, где
Головнин, все уж кипит, как в котле со смолою. И гардемарин уж не слышит
командных возгласов, захваченный азартом бешеной свалки. Лишь на мгновение
его словно окатывает ледяной водой: смертельно ранен Джемс Тревенен. Но
сражение не ждет, сквозь огонь и грохот проскакивают шведы, и нельзя думать
о смерти, а надо думать об убийстве.
Налетают на мели, как сослепу, какие-то фрегаты, какие-то транспортные
суда, какие-то галеры. Но шведский хвост упорно вытягивается из выборгского
капкана. Швед уходит, невидимый, как и русский, в густом, темном, едком
пороховом дыму. А концевой корабль "Эникхетен" пылает прощальным факелом,
горит и трещит, как старый дом...
Многое еще будет. Чичаговская погоня, успешное для Густава столкновение
с гребной эскадрой Екатерины. Подсчеты потерь и споры. Будут и награды. За
воинские победы расплачиваются мертвыми душами. Русский мужик сверх того и
живыми душами. Чичагову, например, достанется 2417 крепостных. Деревнями и
землями одарит царица своих адмиралов.
Многое еще будет. Умолкнут пушки, заговорят дипломаты. Мирный трактат
не прибавит и не убавит ни Российской империи, ни королевству шведскому.
Последует обмен новыми любезностями между двоюродным братом и двоюродной
сестрой...
А пока распогодилось.
На кораблях отпевают убитых.


6

Кто был в морских учебных заведениях, знает чувство горделивого
превосходства, возмужания, с каким возвращаешься после палубной службы "под
сень наук". И весело и неохота втискиваться в прежние рамки, как в куртку,
когда раздался в плечах. От воспитателей требуется некоторое волевое
напряжение, дабы прибрать к рукам безусое воинство, мнящее себя "смолеными
шкурами".
Гардемарины снисходительно улыбались кадетикам. Кадетики наперебой
рассказывали, как в Кронштадте с часу на час ждали вражеского десанта. Дали
ружья! Выводили строем на вал! Да, да, хоть у кого спросите! Эх, канальство,
то-то вздули бы шведа!
Кадет действительно выводили на утлые Кронштадтские укрепления: пусть
неприятель поглядит в подзорные трубы на грозную рать. И действительно дали
ружья. Да только... без курков. Но неприятель этого не разглядел бы и в
дюжину труб.
Гардемарины снисходительно усмехались. И вздыхали: "То ли дело на море!