"Юрий Давыдов. Нахимов " - читать интересную книгу автора

так громко. В гордом чувстве отмщения утихла трагедия первых месяцев
нашествия, хотя Москва еще лежала "в унынии, как степь в полнощной мгле", по
выражению начинающего поэта Пушкина.
Победителей не судят, да зато победители судят. Многие размышляли и
сопоставляли. Они видели родину в неволе, себя - невольниками. Для того ли,
думали они недоуменно, с горечью, для того ли мы освобождали Запад, чтоб на
Востоке найти прежние цепи и прежнее рабство?
Истоки декабризма известны. Распространенность либеральных настроений
тоже. Морское офицерство дало немало декабристов. Не случайно Рылеев
советовал обратить особенное внимание на кронштадтцев.
Если на сходках "кавалеров пробки" пели: "Поклонись сосед соседу, сосед
любит пить вино", то в кронштадтских артелях декламировали?

Ты скажи, говори,
Как в России цари
правят
Ты скажи, говори,
Как в России царей
давят.

"Время, - писал Завалишин, - было богато событиями, вызывающими
неудовольствие: и вмешательство в чужие дела для подавления свободы, и
военные поселения, и Библейское общество, и пр. - все подавало к этому
поводы".
Однако в Нахимове не обнаруживается даже слабенькая оппозиционность.
Но, может быть, стоит призадуматься над несколькими мемуарными строками
Завалишина?
Дмитрий Иринархович отличался ярким дарованием, мыслил бурно, жаждал
деятельности широкой, общественной, не удивительно, что его привлекли в
Северное общество и не удивительно, что он очутился за решеткой, а потом и в
Сибири.
Так вот, Завалишин, оказывается, очень дружил с Нахимовым: на берегу
жили они в одной квартире, на корабле - в одной каюте. Завалишин говорит:
"Нахимов стал неразлучным моим товарищем".
И тотчас приходит на ум: "Скажи мне, кто твой друг..." Если будущего
декабриста связывали с будущим адмиралом такие отношения, то... Но, вспомнив
правила, вспоминаешь, что у них всегда есть исключения.
Будь Нахимов хоть в малой дозе единомышленником декабриста, Завалишин,
конечно, не преминул бы оттенить это родство. Ведь он мемуары писал не
таясь, после амнистии, после Сибири, да уж и многие упомянутые им лица,
Нахимов тож, удалились в мир иной.
Приятельство объяснялось, очевидно, не сходством политических
воззрений, но обоюдным живым интересом к профессии, наконец попросту тем
сообщительным открытым чувством, которое нередко в молодых людях.
Другой современник знал Нахимова уже в эполетах с орлами. Этот
наблюдатель тонко и точно определил капитальную нравственную кладку,
моральное кредо Павла Степановича. "Адмирал никогда не забывал, что он
дворянин и гордился этим, но в основании этой гордости у него лежали высокие
понятия о чести и достоинстве офицера-дворянина. В его представлении
дворянин - образцовый слуга отечества, образец для простых людей - матросов.