"Юрий Владимирович Давыдов. И перед взором твоим... (Опыт биографии моряка-мариниста) " - читать интересную книгу автора

В Ревеле спешно готовили эскадру. Выходу из гавани мешал лед. А шведы
гуляли в открытом море. Шкиперы купеческих судов видели их южнее острова
Эланд. Минули недели, и теперь уж с русских кораблей усматривали чужой флаг:
прямой желтый крест на синем поле.
Тем временем Кронштадт напрягся. Главный командир порта Петр Иванович
Пущин, человек неуступчивый, но притом и неуемно деятельный, сколачивал ту
ударную силу, которой скоро доведется выказать огневую мощь.
Тысячи бритых лбов расписывали по кораблям, обряжали и обучали наскоро.
Из складов (по-тогдашнему - магазинов) везли судовое вооружение, боевые
припасы. Обнаруживались прорехи именно там, где не ждали. Пущин гневался,
сокрушался, строчил слезные бумаги в Петербург. И, не дожидаясь помощи,
изворачивался собственной сметкой.
Особенное неудовольствие навлек на свою голову Петр Иванович повальным
изъятием офицерской и адмиральской прислуги. "Прислугой за все" подвизались
матросы. Матросов ждали корабли, и командир порта опустошил господские дома.
Отечество отечеством, да ведь надобно кому-то топить печь, ставить самовар,
колоть дрова, бегать в лавку? Пущина кляли почем зря.
Но тут-то Петр Иванович еще успевал отругиваться. А вот что было
делать, коли с фортов сняли солдат, да и марш в Финляндию? Что было делать,
если до комплекта недоставало ста шестидесяти мичманов, а Итальянский дворец
выставил меньше половины? И что было делать, когда флагманы хворали и
отсиживались дома, на печи? Правда, вице-адмирал Круз казался, несмотря на
старые раны, здоровехоньким. Да уж лучше б, прости господи, Александр
Иванович лежал в горячке: спасу нет от его желчных требований.
Круза легко понять. Начальник кронштадтской эскадры понаторел в
походах, не из устава знал, каково в бою. Вот он и клевал коршуном
содержателей "магазейнов". Упаси бог сказать: "нельзя" иль "нет". Да и
молодые офицеры и гардемарины, в Круза влюбленные, брали казну приступом,
быть может, вспоминая кадетский "шарап".
Гардемарина Головнина назначили на эскадру Круза. Гардемарин ликовал.
Вице-адмирал считался одним из лучших флагманов. Отец его был земляком
Гамлета, сам Круз - уроженцем Москвы. Моряк чуть не с молочных зубов, он
посивел на русской палубе. Даже среди отчаянных храбрецов Первой
архипелажской экспедиции, уничтожившей турецкий флот в Средиземном море,
Круз выдавался личной храбростью. В сражении у острова Хиос он прошел на
своем линейном корабле "Евстафий" вдоль всей неприятельской эскадры, прошел
буквально с музыкой (гремел корабельный оркестр), сблизился на картечный
выстрел с султанским адмиралом и завязал бой. Когда дошло до рукопашной,
Круз ринулся на борт "Реал-Мустафы". Вражеский адмиральский корабль был
захвачен. Но и "Евстафий" взлетел на воздух. Обожженный, израненный Круз
очутился в воде. Он вынырнул, ухватился за обломок мачты, увидел своего
артиллерийского офицера. Тот, отфыркиваясь, закричал: "Каково я палил, а?"
Подошла шлюпка. Утопающих стали подбирать. И тогда-то Круза наградили ударом
весла по голове. Награда, полагать надо, заслуженная: храбрец, как
большинство "отцов командиров", был скор на расправу с нижними чинами.
Не знаю, утих ли Александр Иванович, получив таковое назидание, или
сделался еще ретивее. Мужества у него, впрочем, не убавилось. Он по-прежнему
не кланялся ядрам, умел под обстрелом чаевничать, боялся лишь одного: не
пушечного грома, а небесного, грозы боялся.
Круз держал флаг на корабле "Чесма". Не будучи полным адмиралом