"Юрий Владимирович Давыдов. Март " - читать интересную книгу автора

В одну из тех ночей в подкопе начал работать Волошин.

Глава 2 В АЛЕКСАНДРОВСКЕ-ГОРОДКЕ

- Эх, Софья Григорьевна, времена-то настали, а? Бывало, на бульваре
встретишь своих да так на виду, не таясь, обо всем и потолкуешь. И оркестр
Форхати гремит, и каштанами, пожалуйста, лакомись. Или вот в Алексеевском
садике тоже неплохо устраивались. А теперь? Пойди попробуй: вместо
Алексеевского садика да в Алексеевский равелин!
Вот он и опять здесь, "Сечь Запорожская", улыбалась Софья Григорьевна,
глядя на оживленного, быстрого в движениях Андрея Ивановича.
А Желябов осматривался. Все в доме осталось по-прежнему, как и в то
время, когда у Софьи Григорьевны сбирались народники. Миша приходил
Тригони, Валериан Осинский, недавно казненный в Киеве. Споры кипели горячее
кипятка в самоваре... Хорошо, что осталось все по-прежнему. И крышка рояля
откинута - недавно, наверное, ученики ушли. И в аквариуме важные меченосцы,
и кресло-качалка, и этот запах хороших духов и старых книг. А на стене два
больших портрета: львиные лица с наискось нависшими верхними веками - Антон
и Николай Рубинштейны, знаменитые музыканты. Софья Григорьевна похожа на
братьев: крупное лицо, осанка маркграфини. Всегдашнее темное платье без
всяких украшений.
- Ну, садитесь, садитесь, Андрей Иванович, вон и качалка ваша. А я
распоряжусь по хозяйству. Извините.
Она была легальной, эта учительница музыки и пения, но ни один
нелегальный не нашел бы, пожалуй, дома радушнее.
Желябов давно был знаком с Софьей Григорьевной. Студент, которому так
и не суждено было сделаться присяжным поверенным, он перебивался случайными
уроками и щеголял в кургузом сюртучке, в брючонках, вытянутых на коленях, в
войлочной шляпе "петушком", - все за медь куплено на Греческом базаре.
Софья Григорьевна с первого взгляда окрестила Андрея "Сечью
Запорожской" - таким задором, такой удалью, несмотря на всю эту одежду,
веяло от могучего парня, и вовсе пленилась, когда однажды пели у нее хором
и Желябов, привставая на носки, грустно и вместе как бы с ласковой
усмешливостью выводил "Виют витры...".
Отъезды Андрея всегда печалили ее, хотя печаль свою скрывала она
тщательно ото всех и даже, кажется, от самой себя. Одно время он жил в
деревне, у стариков своих, где-то близ Феодосии. Потом она узнала, что
Желябов арестован, сидит в Доме предварительного заключения, и уж совсем
собралась в столицу, надеясь как-то помочь ему, а тут узнала, что его
выпустили... Недавно был он в Одессе, снова куда-то ездил, а теперь вот
пришел, и она ему бесконечно рада.
- Недели на две можно, Софья Григорьевна? - спросил Желябов. - Даже,
пожалуй, меньше.
- С каких это пор вы задаете такие вопросы? - Она улыбалась и
хмурилась.
- Ну, я ведь и начал с того, что времена меняются. Из-за моей
персоны...
- Полноте, - оборвала Софья Григорьевна. - И не совестно?
Первым пришел на огонек Тригони, закадычный, еще с гимназической
скамьи, приятель. Спокойный, даже несколько надменный и барственный, он