"Юрий Владимирович Давыдов. Март " - читать интересную книгу автора

Желаю вам, дорогие, умереть производительнее нас. Это единственное, самое
лучшее пожелание, которое мы можем вам сделать. Наше дело не может никогда
погибнуть; эта-то уверенность и заставляет нас с таким презрением
относиться к вопросу о смерти. Лишь бы жили вы, а если уж придется вам
умирать, то умерли бы производительнее нас. Прощайте и прощайте! Поцелуйте
от меня всех моих товарищей и знакомых, здешних и заграничных, кто только
не забыл меня. А вообще пусть забывают нас, лишь бы само дело не заглохло.
Прощайте же, друзья-товарищи дорогие, не поминайте лихом. Крепко, крепко,
от всей души обнимаю вас и жму до боли ваши руки в последний раз.
В тот самый день случилось происшествие, едва не погубившее и домик
Сухоруковых, и подземную галерею, и самих землекопов.
Загорелся по соседству пакгауз; несмотря на дождь, пламя взялось не
шутя, повалил едкий дым, - горела пакля. Тревогу подняли ребятишки. Мамки и
бабки, бросив домашние хлопоты, побежали, как были, к Сухоруковым,
столпились у ворот.
- Эй, Семеновна-а-а! Пожар!
Пакгауз горел все дружнее, и уже летели искры да головешки над кровлей
сухоруковского дома. Из толпы выпихнули мальчишек, те перемахнули забор,
отчекрыжили деревянную задвижку на воротах, и бабы, подобрав юбки,
затрусили к крыльцу. Но тут вдруг дверь с силою распахнулась, и на пороге
появилась сама Марина Семеновна, простоволосая, белая, в руках - икона
божьей матери.
- Стойте, бабоньки! - закричала она. - Стойте, милые! Никто, как бог!
- и воздела икону. - Никто, как бог!
Бабы осадили, затоптались на месте, глядя на худенькую хозяюшку в
ситцевом платьишке, на ее шевелящиеся под ветром русые пряди, на
заголившиеся руки с иконой.
- Да, да, голубонька, - всхлипнули бабы, - никто, как бог. Спаси и
помилуй, на все его воля.
И божья воля свершилась: пакгауз исправно отпылал, домик Сухоруковых
уцелел.
Марина Семеновна благодарила, крестилась, утирала глаза передником,
кланялась соседкам поясным крестьянским поклоном.
А в доме ликовали. Ведь это ж надо найтись: "Никто, как бог!" Еще
минута - и мамки да бабки ринулись бы спасать скарб, да и увидели бы всю
честную компанию: каких-то чудных незнакомцев, перепачканных землею, худых,
изможденных, с провалившимися щеками. Да и то сказать, хватило морозом по
спинам: огонь близехонько, а в доме - пуды динамита!..
Уже второй месяц рыли подкоп. Далеко ушла галерея, и не то что
работник задыхался - фонарик гас, воздуха ему не хватало. Все были
простужены, выбились из сил, даже Михайлов не мог иной раз тащиться в
номера на Лубянке, оставался ночевать.
В первых числах ноября галерея почти вплотную приблизилась к железной
дороге. И подвал и чулан завалили землею, теперь волокли грунт на двор,
рассыпали ровным слоем. Благо, ложилась зима, за ночь все одевало порошей.
После первых снегопадов наступила ростепель. Сперва в галерее
слышалось грозное змеиное шуршание, потом ударила капель, как из
прохудившегося крана. И вдруг все будто качнулось и поплыло.
Воду из подкопа выкачивали ведрами. Фонарь не горел. Студеная жижа
сводила судорогой руки.