"Юрий Владимирович Давыдов. О друзьях твоих, Африка " - читать интересную книгу автора

5

На рождество Норов решил отдохнуть от прогулок по Каиру и
окрестностям. Он позвал Дрона, дал ему денег и сказал тоном
отца-командира:
- На вот. Ступай-ка, но смотри мне... не того.
Дрон ответил "знамо дело", сунул деньги в карман штанов - и ходу в
каморку, к Алеше Филимонову, Дюгамелеву денщику.
- Айда, Алеха!
Чернявый курносый Алешка насупился:
- "Айда, айда"... А куда тут подашься? - И сам же ответил: - А никуда
тут не подашься...
Алешка в Каире маялся. Поначалу, как приехал с Дюгамелем, бывшим
своим ротным, жилось ему не худо, но минуло месяца три-четыре каирского
беспечального бытья, и напала на Филимонова злая тоска. Все вспоминалось
ему сельцо Никольское, что на холмах раскинулось близ Москвы-реки, и
веселая бойкая Федосья вспоминалась, хоть и знал он, что давно уж окрутили
Федосьюшку с Мишкой соседским. Да и солдатская служба вспоминалась здесь,
в египетской земле, по-хорошему, будто и не бывало в той службе трижды
проклятого плац-парадного ученья, давящей на плечи скуки караульной, а
была разлюли-малина, дружеское балагурство в казарме да песня походная
"Что победные головушки солдатские"...
Алешка скреб затылок, поводил красивой черной бровью:
- Куда-а-а тут пойдешь?
Дрон, весело сердясь, хлопнул его по спине:
- Пошли, пентюх. Пошли, право, не то прибью.
Филимонов, нехотя уступая, нашарил картуз и, бормоча "экий шатун",
отправился за Дроном.
Каир рождество не праздновал, Каир жил буднично. Его толпа была
пестрой, его воздух был сух и горяч. Шел по Каиру Дрон, любопытствуя, а
рядом шагал вперевалочку Алешка Филимонов.
В мастерских оружейники стучали да пристукивали молотками и звонко
славили те молотки, и самих оружейников, и булатную сталь, и огненную
ярость горнов. На монетном дворе чеканили пиастры, и серебряные кружочки
приманчиво звякали. На дворе литейном лили пушки, и суровый дым, как дым
войны, поднимался к мирному небу. Проплывали поверх толпы презрительные
морды верблюдов, а в прекрасных глазах мулов была печаль. Испепеленные
солнцем жилистые фокусники являли каждому, кто хотел, что всякая вещь,
самая на вид обыкновенная, таит тайну, им одним подвластную. Слепцы,
подняв незрячие лица, сказки сказывали, цветистые, как миражи на
караванных тропах. На пыльных площадях перед мечетями фонтаны наигрывали
бесконечную свою мелодию, жемчужную, нежную. И лавки, бессчетные лавки и
лавчонки, обдавали такими запахами, что скулы сводило. На кровных лошадях
ехали важные всадники-турки. А к пристаням все подваливали и подваливали
барки-дахаби, и грузчики, облитые потом, как глазурью, бегали, подгибая
колени, по шатким сходням.
Потолкавшись на базаре, где торговали кашемировыми шалями,
манчестерскими сукнами, лионскими кружевами, Дрон с Алешкой завернули в