"Ю.Н.Давыдов. Этика любви и метафизика своеволия " - читать интересную книгу автора

исполненную всяческих лишений и страданий и обреченную на неизбежную смерть;
иначе говоря, с ним происходит то, что обычно случается с человеком в
состоянии похмелья, особенно если это похмелье после глубокого
наркотического отключения индивида от его сознания: результатом подобных
состояний оказывается "аскетическое, отрицающее волю настроение" [11].


43

Тут и вступает в свои права "аполлонийское" начало искусства, с помощью
которого человек возрождается к активной жизни и служению Воле уже как
индивид - конкретное воплощение "principii individuationis". Аполлон,
являющийся в противоположность "хтоническому" Дионису носителем этого
принципа, дает индивиду "истинное спасение и освобождение", но не как
Дионис, открывающий ему путь к Единому - "к сокровеннейшему ядру вещей", а
совсем иным способом: с помощью иллюзии создавая прекрасные образы
неистинного, ложного, лживого.
"...Дионисический человек, - рассуждает Ницше, - представляет сходство
с Гамлетом: и тому и другому довелось однажды кинуть верный взгляд на
сущность вещей, они познали, - и им стало противно действовать; ибо их
действие ничего не может изменить в вечной сущности вещей, им представляется
смешным и позорным обращенное к ним предложение направить на путь истинный
этот мир, "соскочивший с петель". Познание убивает действие, для действия
необходимо покрывало иллюзии - вот наука Гамлета... Истинное познание, взор,
проникающий в ужасающую истину, получает здесь перевес над каждым
побуждающим к действию мотивом как у Гамлета, так и у дионисического
человека. Здесь не поможет никакое утешение... В сознании раз явившейся
взорам истины человек видит теперь ужас и нелепость бытия..." [12]
Чтобы тем не менее побудить такого человека к действию, нужна красивая
ложь: аполлоновское искусство, "знающее" и "не знающее" о своей радикальной
лживости, не желающее иметь дело ни с чем, кроме своих прекрасных образов
спокойной гармонии и ничем не омрачаемой радости, - искусство, которому
одинаково враждебны и истина и добро, ибо то и другое препятствуют его
извечному стремлению к Гармонии и Красоте. Только это аполлоновское
искусство, набрасывающее на ужасную истину бытия обольстительное "покрывало
майи", может оправдать существование и мир в глазах человека: то и другое
оправдывается лишь как "эстетический феномен" [13] - больше они не имеют
никакого оправдания.


44

Если учесть этот вывод ницшеанского рассуждения, а также то, что на
протяжении всей последующей эволюции Ницше шаг за шагом все больше
отказывался от идеи дионисического искусства "метафизического утешения" (где
ему чудились теперь отзвуки шопенгауэровской резиньяции и квиентизма) [14] в
пользу легкого и ветреного, поверхностного и беззаботного "аполлоновско-го"
искусства - искусства самообожествления индивида, взятого во всей его
индивидуальности и конечности" [15], искусства "наслаждения собою" людей,
которые были восхитительно поверхностны именно "в силу своей глубины", -