"Ю.Н.Давыдов. Этика любви и метафизика своеволия " - читать интересную книгу автора

целеустремленную, то есть, во всяком случае, не безвольно-пассивную позицию.
Она предполагает цель как что-то находящееся за пределами "микромира"
индивидуальной жизни человека, спрашивающего о ее смысле. Она изначально
ориентирует его на поиск какой-то высшей цели - идеала, абсолюта, - найдя
которую он смог бы ответить на волновавший его вопрос. Ибо человек - это
целеполагающее и сознающее свои цели существо, и только в соотнесении с
высшей, конечной целью, к которой сознательно устремлена его собственная
жизнь, он может вразумительно ответить на вопрос о ее смысле. Наоборот,
человек, в принципе неспособный поверить в возможность существования чего-то
более высокого или просто - более важного, более существенного, чем его
собственная, беззаветно любимая самим собою персона, а потому лишенный
стремления к высшим целям человеческого существования и самодовольно
убежденный в их полнейшей "ложности", "иллюзорности", "эпифеноменальности",
чаще всего склонен ставить вопрос о смысле жизни совсем иначе. Он
предпочитает спрашивать: "Почему я живу?", сразу же разводя на разные полюса
"меня" ("я") и "мою жизнь" и молчаливо предполагая, что эта последняя
все-таки останется "моей" жизнью и сохранит все человеческие характеристики,
даже будучи освобожденной от моего "я", а вместе с тем и от человеческого
сознания вообще, - операция, с помощью которой я освобождаюсь и от всякой
ответственности за свою собственную жизнь, поскольку она оказывается моей
уже как бы только "номинально".

30

В самом деле, вопрос "почему я живу?", предложенный вместо вопроса
"зачем я живу?" как его альтернатива, при более внимательном рассмотрении
обнаруживает некий элемент двусмысленности: он обращен к "я", но касается
того, что не находится во власти этого "я", будучи за пределами его
досягаемости; по форме он относится ко мне, живущему, а по содержанию - к
кому-то другому, кто увидит во мне нечто мне неподвластное и недостижимое,
чтобы потом довести это до моего сознания.
В этом и заключается двусмысленность вопроса, заданного в форме
"почему?". "Я", исключающее (по определению) всех "других", задает себе
вопрос, на который не может ответить и на который должен ответить кто-то
"другой", доведя затем ответ и до сведения вопрошающего "я". А потом
оказывается, что вопрос этот вовсе не является моим. Он и не обо "мне
самом", и не о том, что является "моим"; это вопрос о том, что во мне
является "другим" и существует для "другого", с его точки зрения, с его
познавательной позиции. Значит, он может быть либо результатом моей полной
самоутраты, моего полного "отчуждения" от самого себя, либо простым
следствием навязывания его мне кем-то "другим", имеющим свои, а не мои цели
и задачи.
Но все-таки: что же такое наличествует в "моей жизни", что в самой
внутренней структуре рассматриваемого нами вопроса предполагается, как мы
убедились, существующим "вне" и независимо" от меня самого (от "я")?
Поскольку в содержании этого вопроса мы имеем дело лишь с двумя элементами -
"я" и "живу" - и поскольку в самом "я", то есть в нашем сознании и
самосознании это "что" не дано, во всяком случае, не присутствует как
присущее самому этому "я", поскольку его, стало быть, следует искать в
другом элементе - в том, что я "живу", в моей "жизни", являющейся как бы уже