"П.Г.Давыдов, А.Е.Кирюхин. Этюд о крысином смехе ("Шерлок Холмс") " - читать интересную книгу автора

тени. В колеблющемся свете свечи вещи теряли привычные очертания и казались
фантастическими существами, даже ящики на полу и те казались живыми.
Холмс укрепил огарок на каминной доске и стал расхаживать взад-вперед,
о чем-то задумавшись.
- Кстати, Уотсон! - внезапно обратился он ко мне. Тут его взгляд упал
на скрытый прежде креслом покойного маленький столик, уставленный несметным
количеством бутылочек, баночек, рюмочек и горшочков.
- Пузырьки! - восхищенно воскликнул Холмс. В его глазах появился
лихорадочный блеск. - Пузырьки!!!
Я похолодел.
- Уотсон, посмотрите сколько пузырьков!
Только тот, кто хорошо знал Холмса, мог меня понять. Написав с десяток
монографий о пузырьках, их формах, размерах, вместимости - Холмс едва не
допел меня до умопомешательства. Пузырьки, как и верлибры, в последнее время
стали его страстью, смыслом его жизни. У Холмса, без сомнения, была самая
ценная и самая богатая в мире коллекция пузырьков. Вся наша квартира на
Бейкер-стрит была завалена пузырьками. Наиболее ценные экземпляры Холмс
постоянно таскал с собой в футляре из-под скрипки, а по ночам прятал под
подушку. Особенно он гордился редчайшим экземпляром пузырька из-под
самогона, присланным из России. Этот пузырек вмещал больше сорока галлонов,
а иногда и меня: в те нередкие ночи, когда у Холмса ночевали всякие
подозрительные личности из Ист-Энда, мне приходилось в буквальном смысле
лезть в бутылку. Человек восемь непрошеных гостей сразу же занимали мою
кровать, троих-четверых Холмс пускал к себе на диван, после чего все, кроме
Холмса, засыпали мертвым сном. Сам же великий сыщик всю ночь бродил по
квартире, пересчитывая пузырьки и проверяя засовы на шкафу с наиболее
ценными экспонатами.
От этих грустных воспоминаний меня отвлекло бормотание Холмса, который,
опустившись перед столиком на колени и полузакрыв глаза, рассказывал что-то
об истории этих трижды проклятых пузырьков и об их роли в становлении и
развитии цивилизации.
Так прошло битых два часа. Холмс уже успел описать и классифицировать
добрую дюжину пузырьков и был полон энтузиазма поведать мне об оставшейся
сотне экземпляров.
- Вы только посмотрите, Уотсон, на этот бокал, из которого покойный пил
последний раз в своей жизни! Он создан в пятнадцатом веке венецианскими
мастерами. Интересно, что специалисты до сих пор не пришли к окончательному
выводу: относить венецианские бокалы к пузырькам или нет. Сам я раньше
считал...
В комнате наступила тишина. Холмс с каким-то новым интересом взглянул
на бокал. Он зачем-то понюхал его, лизнул палец и провел им по внутренней
стороне бокала. Затем, вытащив из кармана щепотку серого порошка, он посыпал
им палец, полил задымившуюся массу из маленького синего флакончика и стал с
нетерпением ждать конца химической реакции. Когда масса, наконец, перестала
бурлить и пениться, Холмс надолго задумался, глядя на свой палец, потом
повернул ко мне мгновенно ставшее серьезным лицо и глухо сказал:
- Это яд, Уотсон! Лорд Хьюго Блэквуд был отравлен!
И, как бы в ответ на эти слова, из мрачных глубин замка донесся жуткий,
нечеловеческий вой, переходящий то в леденящий душу хохот, то в тоскливые
рыдания, многократным эхом разносящиеся по древним переходам и галереям.