"Гай Давенпорт. 1830 (Из сборника "Двенадцать рассказов")" - читать интересную книгу автора

Если на клавесине руки ее плели танец чисел и живо гарцевали сквозь
прогрессии точных разрешений, на струнах арфы ее пальцами владел иной дух.
Здесь она импровизировала, оставляя какую-то мелодию andante, намекавшую
на Аравию, грезить в паузе, уводившей к жаркому arpeggio цыганской
чужеродности.
Княгине было угодно признать мое восхищение, осведомившись о моем
положении в этом мире. Думаю, едва ли я был для нее джентльменом; да и
само понятие "джентльмен" в России неизвестно. Я был никем с неким
подобием вежливых манер.
Тем не менее, одна из способностей гения - заставлять малости заходить
далеко.
Я мимоходом упомянул маркиза де Лафайетта, и, поразившись, она серьезно
кивнула.

- Генерал, знаете ли, - гражданин Соединенных Штатов согласно акту
нашего Конгресса. Я имел честь командовать ополчением во время его визита
в Виргинию.
Она, похоже, испугалась, не затеяла ли она того, чего не сможет
остановить.
Я обмолвился о Томасе Джефферсоне.
- Ах! Джефферсон! Не могли бы вы объяснить на словах, каков он,
effectivement(20)?
- Он несколько походил на гудоновского Вольтера, отважился предположить
я.
Когда я с ним обедал, он был очень стар. Глаза его были добры и суровы.
У него была привычка промакивать уголки глаз большим носовым платком.
- Вы ведь были очень молоды, когда вас представили?
- Это случилось на моем первом году в университете, который он основал.
Ему нравилось приглашать студентов к обеду, всегда по нескольку человек,
чтобы с нами можно было побеседовать.
Я описал ей свои посещения острова Салливэна около Форта Моултри(21),
когда служил в Армии. Это заинтересовало ее больше, нежели государственные
мужи.
Рассказал ей о д-ре Равенеле и его страсти к морской зоологии. В
альбоме, который она принесла, нарисовал ей песчаные доллары(22), черепах,
крабов, множество видов раковин.
Я нарисовал для нее золотого жука(23) Callichroma splendidum.
Изучал ли я в университете математику? Не более, вынужден был признать
я, чем по расписанию занятий полагается инженеру. Она говорила о Фурье и
Марии Гаэтане Агнези.
В отличие от князя, ее брата, она была горячим приверженцем астрономии.
На круглой каменной скамье в саду, с листвой, опадавшей нам на колени, мы
говорили о звездах, о солнце и луне, об эксцентричных орбитах планет.
Афина, рассказывала она мне, в самом мощном из телескопов выглядит не
более, чем золотая звездочка сноски.
Она читала Вольнея, и мы рассуждали о причудливых соотношениях обломков
в безбрежном эфире пространства и руин Персеполиса и Петры, Цереры,
разломанной на части в небесах и в пустынях Турции. Я по памяти читал ей
Озимандию Шелли и грубо переводил на французский.
Ей казалось диковинным, что американца могут так трогать руины