"Гай Давенпорт. 1830 (Из сборника "Двенадцать рассказов")" - читать интересную книгу автора Если на клавесине руки ее плели танец чисел и живо гарцевали сквозь
прогрессии точных разрешений, на струнах арфы ее пальцами владел иной дух. Здесь она импровизировала, оставляя какую-то мелодию andante, намекавшую на Аравию, грезить в паузе, уводившей к жаркому arpeggio цыганской чужеродности. Княгине было угодно признать мое восхищение, осведомившись о моем положении в этом мире. Думаю, едва ли я был для нее джентльменом; да и само понятие "джентльмен" в России неизвестно. Я был никем с неким подобием вежливых манер. Тем не менее, одна из способностей гения - заставлять малости заходить далеко. Я мимоходом упомянул маркиза де Лафайетта, и, поразившись, она серьезно кивнула. - Генерал, знаете ли, - гражданин Соединенных Штатов согласно акту нашего Конгресса. Я имел честь командовать ополчением во время его визита в Виргинию. Она, похоже, испугалась, не затеяла ли она того, чего не сможет остановить. Я обмолвился о Томасе Джефферсоне. - Ах! Джефферсон! Не могли бы вы объяснить на словах, каков он, effectivement(20)? - Он несколько походил на гудоновского Вольтера, отважился предположить я. Когда я с ним обедал, он был очень стар. Глаза его были добры и суровы. - Вы ведь были очень молоды, когда вас представили? - Это случилось на моем первом году в университете, который он основал. Ему нравилось приглашать студентов к обеду, всегда по нескольку человек, чтобы с нами можно было побеседовать. Я описал ей свои посещения острова Салливэна около Форта Моултри(21), когда служил в Армии. Это заинтересовало ее больше, нежели государственные мужи. Рассказал ей о д-ре Равенеле и его страсти к морской зоологии. В альбоме, который она принесла, нарисовал ей песчаные доллары(22), черепах, крабов, множество видов раковин. Я нарисовал для нее золотого жука(23) Callichroma splendidum. Изучал ли я в университете математику? Не более, вынужден был признать я, чем по расписанию занятий полагается инженеру. Она говорила о Фурье и Марии Гаэтане Агнези. В отличие от князя, ее брата, она была горячим приверженцем астрономии. На круглой каменной скамье в саду, с листвой, опадавшей нам на колени, мы говорили о звездах, о солнце и луне, об эксцентричных орбитах планет. Афина, рассказывала она мне, в самом мощном из телескопов выглядит не более, чем золотая звездочка сноски. Она читала Вольнея, и мы рассуждали о причудливых соотношениях обломков в безбрежном эфире пространства и руин Персеполиса и Петры, Цереры, разломанной на части в небесах и в пустынях Турции. Я по памяти читал ей Озимандию Шелли и грубо переводил на французский. Ей казалось диковинным, что американца могут так трогать руины |
|
|