"Гай Давенпорт. Аэропланы в Брешии (Из сборника "Татлин!")" - читать интересную книгу автора

Комитет предложил им доехать до до аэродрома поездом, и они пришли к
выводу, что раз Италия - Италия, то это, должно быть, - приказ. Любое,
самое незначительное преимущество над хаосом, которое удавалось отыскать,
Макс определял как принцип, из этого они и исходили. Линия до Монтекьяри
оказалась местной до Мантуи и все время бежала рядом с дорогой, поэтому
они, сев в поезд и оставшись стоять на раскачивавшейся и вздымавшейся
площадке между двумя вагонами, наслаждались иллюзией того, что мир, во
всей своей целостности, движется вместе с ними. В тучах пыли, дрожа от
скорости, подскакивали автомобили, а водители в очках-консервах сохраняли
странное достоинство поверх дикого возбуждения своих машин.
За лошадьми, словно тащившимися в bucca(46) под барабан претория,
мотались повозки, будто влачили Гелиогабала(47) в Большой Цирк. На
велосипедах сидели персонажи Жюль Верна, Антиной в клетчатой кепке,
гейдельбергские дуэлянты, английские математики, баски, чьи лица под
беретами выглядели идеальными квадратами, и священник, пыльная сутана
которого трепетала на ветру, словно он был Победой, вводившей флот в
Самофракию.
Когда они прибыли, никаких аэропланов в воздухе не наблюдалось.
Дорога к аэродрому напоминала сборище татарских племен на английском
приеме в саду. Будочки и палатки, увенчанные флагами, возвышались над
толпой, растекавшейся во все стороны: люди, экипажи, кони, автомобили.
Похожий на цаплю немец сверкнул моноклем и показал, как пройти к
ангарам.
Социалист с деревянной ногой продавал "Красный флаг" священнику, чьи
пальцы никак не доставали до дна кошелька. Из ярко-желтого "ланчестера" на
землю сошел карлик, грудь которого выпирала, точно голубиный зоб. Одет он
был в черное с жемчугом: множество прихотливо застегнутых вставочек и
кантов.
Цыгане, высокомерные, как монгольские принцы крови, стояли в очереди
под присмотром жандарма - даже глаза у него казались нафабренными.
Над зудом голосов до них доносились звуки оркестра, бряцавшего увертюру
к "I Vespri Siciliani"(48), как вдруг кавалерийский топот раздвинул толпу
- бравый беспорядок шелковистых лошадей, прыгучих плюмажей и алых венгерок.
Старушка с затянутым молочной пленкой глазом предложила им букетики
крохотных беленьких цветочков. Рядом с французским журналистом в
остроносых штиблетах стоял крестьянин в шинели, помнившей еще Маршала
Нея(49).
Ангары напоминали огромные райки с опущенными занавесами, как объяснил
Отто, чтобы уберечь все изобретения от любопытных глаз. Некоторые
аэропланы, тем не менее, выкатили наружу, и они остановились перед
аппаратами довольно виновато, позволяя странности насекомых машин поразить
себя больше, чем предвкушали. Они слишком маленькие, произнес у них за
спинами француз.
Братьев Райт в самом деле там не было. Они остались в Берлине, но здесь
зато находился их соперник Кёртисс - сидел в раскладном кресле, водрузив
ноги на бензиновую канистру. Он читал "Нью-Йорк Геральд Трибьюн". Они
посмотрели на него в абсолютно священном трепете. Кафка оценил его
профессиональное хладнокровие - будто у акробата, которому вскоре
предстоит оказаться перед взорами всех, но в настоящую минуту никакого
лучшего занятия, нежели газета, у него нет. Выглядел он убедительно