"Альфонс Доде. Бессмертный" - читать интересную книгу автора

обнаженными руками, прикрывшись салфеткой, которая, однако, не закрывала
груди и плеч, и бородатый уродец, настоящий балаганный карлик. Снизу была
видна только его напомаженная, едва возвышавшаяся над подоконником голова
и несоразмерно большая рука, охватившая, словно щупальцами, склонившийся
стан Марии Донваль, инженю театра Жимназ.
Доктор узнал ее и назвал по имени.
- С кем это она?
Его спутники оглянулись, но женщина исчезла - у окна осталась только
длинная голова горбуна, будто срезанная и посаженная на край подоконника.
- Скажите на милость! Да это дядюшка Фаж!..
Ведрин махнул ему рукой, потешаясь возмущением Фрейде.
- А что я тебе говорил?.. Самые хорошенькие девочки Парижа...
- Какая мерзость!
- Вас это удивляет, господин де Фрейде?
Поль Астье подверг женщин злобной критике... Это испорченные дети, со
всеми извращениями и недостатками детей, с природными склонностями к
обману и лжи, заносчивости и трусости... Кроме того, женщины жадны,
тщеславны и любопытны! Болтают бойко и самоуверенно, но ни одной мысли в
голове. В споре юлят, вертятся, скользят, точно ходят в потемках по
льду... Разве можно о чем-нибудь поговорить с женщиной?.. У женщины ничего
нет - ни доброты, ни жалости, ни ума, даже чувственности. Изменяет мужу с
любовником, которого тоже не любит, пуще всего боится стать матерью,
только один ее любовный возглас не лжет: "Будь осторожен!" Вот какова
современная женщина... За фасон шляпки, за новое платье от Шприхта она
способна украсть, готова на всякую низость, потому что, в сущности, любит
только наряды!.. Чтобы представить себе, до какой степени женщины влюблены
в наряды, нужно сопровождать, как это ему неоднократно приходилось,
светских дам - самых шикарных, самых знатных - к знаменитому портному...
Они дружат со старшими мастерицами, приглашают их на завтрак к себе в
замок, благоговеют перед старым Шприхтом, как перед папой римским...
Маркиза де Рока-Нова привозила к нему своих дочек - не хватало только,
чтобы она попросила его благословить их.
- Совершенно верно, - подтвердил доктор, автоматически кивая головой,
как человек на жалованье, у которого вывихнута шея от постоянного
одобрения.
После неожиданной, прервавшей мирное течение беседы, резкой и
необъяснимой выходки молодого человека, обычно такого холодного и
сдержанного, наступило недоуменное, неловкое молчание. Солнце невыносимо
пекло, накаляя сложенные из камня стены, окаймлявшие крутую дорогу, по
которой с трудом тащились лошади; гравий скрипел под колесами.
- Как милосердна и сострадательна может быть женщина - этому я был
свидетелем... - Ведрин заговорил, откинув голову, убаюканный движением
экипажа, полузакрыв глаза, словно видя то, что недоступно другим... - Не у
знаменитого портного, нет! В городской больнице, в отделении Бушеро...
Заново оштукатуренная конура, железная кровать в беспорядке, одеяла
сброшены на пол, и на ней безумец в предсмертном припадке, голый, покрытый
потом, с пеной у рта, в страшных судорогах, извивается, как клоун в цирке,
корчится и воет так, что по всему больничному двору слышно. У его
изголовья две молодые женщины по обе стороны кровати: монахиня и совсем
юная студентка, слушательница Бушеро... Обе наклонились без отвращения и