"Альфонс Доде. Бессмертный" - читать интересную книгу автора

зрительного зала. Казалось, что окутанные голубоватой дымкой кресла, ложи
и партер, ряды человеческих лиц, женские наряды и головные уборы находятся
под водой - такие они были бесцветные, призрачные. В антракте -
обязательное выслушивание похвал:
- А платье Рейшамбер? Вы заметили, милый Поль?.. Передник из розового
стекляруса, а полосы по бокам из ленты. Заметили? Нет, право, только здесь
и умеют одеваться.
Начали появляться знакомые. Мать добралась наконец до сына, села с ним
на диван, и там, среди мехов и вечерних манто, они заговорили шепотом,
наклонившись друг к другу.
- Отвечай коротко и ясно, - начал Поль. - Сами женится?
- Да, герцогиня знает об этом со вчерашнего дня... Но она все-таки сюда
явилась... Эти корсиканцы так горды!
- А имя богатой иностранки... Теперь ты можешь его назвать?
- Боже мой, Колетта! Точно ты не догадывался!
- И в голову не приходило... Сколько ты за это получишь?
- Двести тысяч... - прошептала она торжествующе.
- А мне твои интриги обошлись в двадцать миллионов... Я потерял
двадцать миллионов и женщину...
В бешенстве стиснув ей руки, он бросил ей в лицо:
- Ловкачка!
Она замерла на месте, словно оглушенная. Так это он был причиной того
сопротивления, того противодействия, которое она встречала в иные дни, это
из-за него вздыхала дурочка: "Если б вы только знали!" - безутешно рыдая в
объятиях старшей подруги! И вот по окончании подкопа, который каждый со
своей стороны вел к заветному кладу так хитро, терпеливо и таинственно,
они при последнем ударе заступом очутились лицом к лицу, но с пустыми
руками. Мать и сын молчали и искоса поглядывали друг на друга. Глаза их,
такие схожие, злобно горели в полумраке. А знакомые меж тем приходили и
уходили, оживленная беседа не прекращалась. И сильна же эта дисциплина,
эта светская выдержка, заставившая обоих подавить в себе переполнявшее их
желание кричать, топать ногами, вопить, разнести все вокруг!
Госпожа Астье первая прервала молчание:
- Если бы еще княгиня не уехала...
Рот ее исказился от злобы - ведь этот внезапный отъезд был тоже делом
ее рук!
- Заставим вернуться! - сказал Поль.
- Каким образом?
Вместо ответа он спросил:
- Сами в театре?
- Не думаю. Куда ты? Что ты хочешь делать?
- Оставь меня в покое... Слышишь? Только не вмешивайся... У тебя
несчастливая рука.
Он вышел из ложи с толпой посетителей, удалявшихся по окончании
антракта, а мать вновь заняла свое место слева от г-жи Анселен,
по-прежнему восторженной, благоговеющей, в состоянии вечного экстаза.
- О, этот Коклен!.. Да посмотрите же, милая!
Но "милая" была очень рассеянна. С блуждающим взглядом и страдальческой
улыбкой освистанной балерины, она под предлогом, что свет рампы слепит ей
глаза, поминутно оборачивалась к зрительному залу, отыскивая сына.