"Альфонс Доде. Бессмертный" - читать интересную книгу автора

можно было все это отложить до завтра!.. И у нее явилось искушение: вместо
того чтобы сразу признаться! "Это я..." - отвести на кого-нибудь
подозрение, к примеру, на Тейседра, хотя бы до утра, тогда, по крайней
мере, ночь она проведет спокойно.
- А вот и барыня... У нас новости! - крикнула Корантина, отворяя двери;
она была сама не своя, рябины еще резче выступали у нее на лице, как это с
ней всегда бывало от волнения.
Госпожа Астье хотела пройти к себе в комнату, но дверь кабинета
приоткрылась и повелительный окрик: "Аделаида!" - заставил ее направиться
к мужу.
- Лицо Леонара, освещенное лампой под стеклянным колпаком, показалось
ей необычным. Он взял ее за руки, подвел к свету, дрожащим голосом
произнес:
- Луазильон умер...
И поцеловал ее в обе щеки.
Он еще ничего не знал, он не поднимался к себе в архив. Два часа ходил
он по кабинету, поджидая ее с нетерпением, чтобы сообщить ей эту столь
важную для них новость, чтобы сказать эти два слова, в корне менявшие их
жизнь:
- Луазильон умер!



7

"М-ль Жермен де Фрейде. Кло-Жалланж.

Твои письма огорчают меня, дорогая сестра! Ты тоскуешь, страдаешь, ты
хотела бы, чтоб я был с тобой, но ничего не поделаешь! Вспомни совет моего
учителя: "Бывать всюду, напоминать о себе..." Посуди сама: разве, сидя в
Кло-Жалланже, в охотничьей куртке и кожаных гетрах, я смогу содействовать
успеху своей кандидатуры? А ведь решительная минута близка, Луазильон
дышит на ладан, и я пользуюсь длительностью этой агонии, чтобы заручиться
в Академии симпатиями, которые должны превратиться в избирательные голоса.
Леонар Астье уже представил меня Некоторым из этих господ. Я часто захожу
за ним к концу заседаний. Выход из Академии просто великолепен: эти мужи,
увенчанные и годами и славой, расходятся под руку по три, по четыре
человека, оживленные, сияющие, громко разговаривают, занимают весь
тротуар, глаза у них еще влажные от смеха, вызванного веселыми шутками в
зале заседаний.
"До чего остроумен этот Пайерон!", "А как ему ответил Данжу!.."
Я шествую под руку с Астье-Рею среди хора Бессмертных, как будто
принадлежу уже к их числу. Постепенно группы тают, академики расстаются у
моста, кричат друг другу: "До четверга! Непременно приходите..." А я
провожаю дорогого мэтра до Бонской, и он ободряет меня, дает советы и,
уверенный в моем успехе, говорит, расплываясь в улыбке: "Когда там
побываешь, чувствуешь, что помолодел на двадцать лет".
В самом деле, кажется, что годы проходят для них бесследно под куполом
дворца Мазарини. Где еще найти такого бодрого старца, как Жан Рею,
девяностовосьмилетие которого мы вчера вечером отпраздновали у Вуазена?